Александр Оноприенко

Свой главный шаг на пути к мировому господству Доминат совершил сразу после захвата Британии. Реализовать столь масштабный проект посредством всего одного лишь банка, пусть даже обладавшего некоторым административным ресурсом, было задачей нетривиальной. Ее решение, конечно же, не укладывается в рамки обычных представлений, будто бы само обладание эмиссионной машинкой несказанно обогатило ее обладателей, настолько, что все пали ниц перед их могуществом, включая монархов. Все было несколько не так, если не сказать, что совсем не так. В нюансы тонкой операции Домината с использованием им  в нужные моменты толстых рычагов принуждения и посвящает предлагаемая вашему вниманию заметка.

Хотя каждый ее раздел по отдельности незатейлив, и прост для восприятия, интегрально по плотности содержания она вышла самой насыщенной. Ничего не поделаешь, заметка – под стать проведенной Доминатом операции. Из песни, как это уже выяснили до нас, слов не выкинешь.

Славная революция и ее контракт

Мы оставили Британию в момент провозглашения в 1689 г. Вильгельма III Оранского и его супруги Марии, дочери свергнутого короля Якова II, монархами Англии, Ирландии и Шотландии. Нельзя сказать, что Британия встретила Вильгельма с распростертыми объятиями: тори сначала предложили ему стать консортом Марии, часть вигов и вовсе настаивала на режиме «Республика».

Принца Оранского не устраивали оба варианта, поскольку лишали его той большой и красивой королевской власти, на которую он рассчитывал, сражаясь за «свободу и протестантизм». С другой стороны Вильгельм был нужен Доминату для исполнения негласного революционного контракта, поэтому он вступился за него. Согласно достигнутому с обеими палатами парламента компромиссу, царствующими особами признали обоих, тогда как фактическим правителем стал принц Оранский. Напомним, что одновременно Вильгельм являлся и статхаудером Голландии. Тем самым в период с 1689 по 1702 гг. Британия и Соединенные провинции были объединены в рамках его личной королевской унии. Сбылась детская мечта Вильгельма III стать великим монархом, о которой он еще маленьким мальчиком писал когда-то в письмах своему дяде Карлу II Стюарту.

Та скрытая сила, что исполнила мечту Вильгельма III и привела его к большой власти, обязала его рассчитаться с ней исполнением негласного контракта. Исходя из его последующих действий, в нем были два ключевых пункта: 1) кардинальное ослабление власти короля в пользу парламента, 2) благоприятствование учреждению частного эмиссионного банка с государственной поддержкой и особыми правами.

Сдача королевских полномочий

Согласно первому пункту контракта, Вильгельм послушно сдал основы абсолютной власти, незыблемые с точки зрения божественного права королей – он не воспротивился принятию в 1689 г. Билля о Правах, закрепившего ограничение прав монарха в пользу парламента. В лице Оранского король Англии де-факто признал главенство парламента. Его лишили следующих прав: приостанавливать действие законов и устанавливать изъятия из них, формировать и содержать в мирное время постоянную армию, назначать и взимать налоги на нужды короны и армии. Право распускать парламент формально осталось, однако короля обязали созывать его ежегодно, дабы голосовать за выделение средств короне и армии. Де-юре король был волен выбирать и смещать министров, но ответственность те несли перед парламентом. Парламент истребовал себе свободу слова и дебатов без опасений быть привлеченным королем к ответственности. Тем самым получил неограниченные возможности для возведения напраслины, клеветы и радикальных призывов.

Вильгельм похоронил усилия своих дядьев Карла и Якова восстановить власть монарха. Отныне абсолютной была ее беззащитность и зависимость от аристократии. Парламент же, как это вывел Доминат еще Венеции, попадая в силовое поле Больших Денег, всегда деформируется в орган коллективного бесчестья, целиком и беззаветно отдающийся их воле, подробнее см. нагрев лохоса. Исполнив первый пункт контракта, Вильгельм де-факто отпустил административную вертикаль власти под влияние Домината.

Британскую монархию превратили в подобие каганов из династии Ашинов, исполненное в «цивилизованном» формате. Напомним, что в хазарском каганате IX-X вв. (речной прелюдии Венеции), локальный Доминат содержал каганов во дворце под стражей, выставляя раз в год напоказ народу, дабы тот не сомневался, кто им правит, ссылка. В Британии функцию дворцовой стражи при кагане, извините, короле исполнял парламент.

Первые опыты новояза

В том же году «Билль о правах» был дополнен «Актом о веротерпимости. В отличие от Декларации о веротерпимости Якова II в новоязе Домината веротерпимость трактовалась, прежде всего, инверсно: непросвещенным растолковали, что на самом-то деле веротерпимость имеет еще одно глубокое значение – никакой веротерпимости к католикам.

Акт прекращал преследование только диссентеров. Тем из них, кто под присягой признавал короля главою Церкви, разрешалось проводить собственные богослужения в отведенных для этого местах, а пасторам публично проповедовать после получения соответствующей лицензии. Появилась у диссентеров и возможность попасть во власть, несмотря на то, что «Акт о присяге» от 1673 г. оставлял государственные должности только за англиканами. В новом законе предусмотрели лазейку: «лояльные» диссентеры, раз в год принимавшие унижение англиканское причастие, допускались к государственным должностям. Прикормив нонконформистов, Акт тем самым посадил их на короткий поводок. Доминату было удобно сохранить возможность притравливать радикалов на короля, в случае его побега из под стражи попытки выйти за означенные рамки. В этом диссентеры определенно были парламенту в помощь. Католиков же гнали прочь-прочь подальше от Лондона за черту оседлости. Веротерпимость, однако.

Бюджетная благодать Британии

Исполнения второго пункта контракта (учреждение  частного эмиссионного банка с государственной поддержкой и особыми полномочиями) потребовало предварительной бюджетной дестабилизации Англии.

В далеком 1603 г., при вступлении династии Стюартов на трон Англии, Яков I получил в наследство доходы казны в размере 350 тыс. £ в год. К концу 30-х годов XVII в. они возросли до 1 млн. £, и до 2 млн. к 80-м годам. Британия не ввязывалась в разорительные сухопутные войны, особенно с Людовиком XIV, для реализации же своей политики в условиях мирного времени у Стюартов в целом, пусть и с оговорками, но хватало средств. Из всех королевских домов Европы у них было меньше всего долгов, и они были практически единственной династией того времени, всегда готовой платить по ним. Единственный раз в 1670 г. Карл II был вынужден отложить выплату процентов по ссуде.

В Европе в XVI-XVII вв. все правители пребывали под угрозой иноземного вторжения. С целью финансирования военных расходов они создавали все новые формы налогообложения, впоследствии закреплявшиеся. Стюарты же благодаря особым отношениям с Людовиком избегали настоящей угрозы вторжения. Британия вела морские войны, но они существенно менее разорительные сухопутных. Если принять еще в расчет и назначенные Людовиком стипендии, станет очевидным, что у Карла II и Якова II не было достаточной мотивации для жестких налоговых нововведений. В течение всего столетия вплоть до 1689 г. никто не угрожал Англии вторжением, поэтому монархам всегда удавалось выкручиваться из финансовых проблем, [ссылка].

Конец бюджетной благодати

В летописи славной революции присутствует одно событие, очень престранное с позиций как ее заказчика – Домината, так и исполнителя – Вильгельма III. Свергнутый Яков II, небеспочвенно опасавшийся за свою жизнь, попытался 11 декабря 1688 г. уехать вслед за сыном и супругой во Францию: попади он в руки революционеров, они обязаны были бы казнить его, дабы пресечь смуту. Тем более что Англии было не привыкать. Так вот, несмотря на то, что он был пойман и доставлен в присягнувший уже Вильгельму Лондон, тот в конце декабря вопреки всякой логике помог Якову бежать во Францию.

Придя к власти, принц Оранский первым делом втянул Британию в серьезную европейскую войну за Пфальцское наследство. Естественно, что в ответ Людовик XIV, располагавший сильным флотом, поддержал претензию Якова II вернуться на престол. Не покидает ощущение, что Якову намеренно прелюбезно позволили достичь Франции, дабы используя его, Людовик устроил Британии в апреле 1690 г. ее личный Перл-Харбор в Ирландии, после чего война за какое-то там Пфальцское наследство запылала уже по-настоящему, мотивированно – стала личным делом каждого англичанина.

Несколько лет участия в «хорошей» европейской войне в сухопутном формате породили бюджетный кризис. Бюджетную уязвимость правительства и его зависимость от парламента и использовал затем Доминат.

Война за Пфальцское наследство, начало

Конфликт за пфальцское наследство инициировала смерть в 1685 г. курфюрста Пфальца Карла II Виттельсбаха. Сидя в своем болоте под боком у Людовика, Доминат предпочитал не злить его, потому вел себя тихо: проигнорировал и созданную в 1686 г. Аугсбургскую лигу, и развязанные в 1688 г. боевые действия. Но перебравшись на Остров, более не мог позволить себе почивать в неге, даря Европу Людовику. Теряя Нидерланды, Доминат утрачивал точки входа своей морской торговли на Континент, что лишало переезд на Остров всякого смысла. Вильгельм III, назначенный борцом за все формы европейской свободы разом, немедленно вывел Британию из изоляционистской доктрины – в мае 1689 г. она примкнула к Аугсбургской лиге. Туда же последовали и Нидерланды, после чего лига получила грозное название «Великий венский альянс».

В 1691 г. Вильгельм переправился в Европу, возглавив 120-тысячную армию. Несмотря на амбиции и несомненную храбрость, воевал он в сравнении с французами, следует признать, бездарно, проигрывая все значимые сражения. В сухопутной войне на Рейне, в Нидерландах, Италии и Испании, французы остались безусловными победителями.

Во многом исход войны предопределила крупнейшая, возможно, в истории Франции метеорологическая катастрофа 1692 года: проливные дожди, продолжавшиеся все лето, погубили урожай зерновых и кормовых культур. Ненастье царило во Франции и в следующем году. В 1693 г., когда запасы иссякли, начался голод. Два года голода имели следствием около миллиона трехсот тысяч жертв – на порядок выше прямых военных потерь. Столь мощное потрясение не могло не сказаться на ходе войны. В 1694 г. Людовик пошел на мирные переговоры, но безуспешно – уж очень заманчивой представлялась союзникам перспектива додавить его.

Бюджетная ловушка

Всего за год войны уже к 1690 г. бюджет британской короны, не адаптированный к ведению масштабных сухопутных войн, изрядно поиздержался. К впечатлениям от войны добавилось странное поражение 10 июля 1690 г. соединенной англо-голландской эскадры от французов в битве у мыса Бичи-Хэд. В ней стороны выставили сопоставимые по размеру эскадры, хотя ни англичане, ни голландцы по отдельности не уступали в мощи французскому флоту. В ходе ожесточенного сражения, французы одержали неоспоримую победу: они не потеряли ни одного корабля, тогда как потери союзников составили 16 сожженных линейных кораблей и 28 поврежденных. Перед Британией встал вопрос дальнейшего финансирования не только войны, но и строительства абсолютно доминирующего флота. Это была любимая тема Домината, которая в пору мирного соседства Карла II с Людовиком XIV перед Британией не стояла.

В сей ответственный момент денежные мешки как по приказу отказались от самого надежного предприятия – ссужать правительству. Ситуация требовала от парламента обычного в таких случаях решения о дополнительных налогах. Но управляемый Доминатом и собственной жадностью, он, естественно, отказался принимать его.

Заметим, что тактика – загнать или увлечь в долги, чтобы затем отрезать от финансирования, с целью вызвать бюджетный кризис, стала излюбленным приемом Домината, назначенным ломать волю государств.

Соблазнительное предложение

И здесь в 1691 г. подвернулся рояль в кустах Хитрый Бес с легким и заманчивым решением. Предложение было озвучено шотландским типа финансистом Вильямом Патерсоном. Что, собственно, характерно, сей финансовый гений сколотил свое огромное состояние на занятиях прибыльным и весьма характерным для Британии бизнесом – пиратством. Избрание своей говорящей головой бывшего пирата – шаг для Домината весьма символичный.

Патерсон предложил учредить частный банк с особыми правами. Банк выдавал правительству ссуду в 1.2 млн.£ под 8 % годовых и принимал на себя обязательство и в дальнейшем финансировать его бюджетные разрывы. Гарантией погашения правительством долговых облигаций служили налоговые поступления. В обмен банк затребовал права на 1) хранение свободных средств правительства, 2) ведение его счетов, 3) эмиссию банкнот, 4) использование их в качестве кредитного ресурса. Эмиссия анонсировалась в объеме правительственного долга, тем самым как бы была обеспечена долгом государства. Естественно, что механизм реального контроля со стороны правительства за объемом эмиссии, кроме честного слова банка, не предусматривался.

Учреждение волшебного банка

Английскому парламенту было не с руки принять предложение пусть и бывшего, но шотландского пирата. На все тех же условиях план упаковал и в 1694 г. представил жадному высокому собранию Чарльз Монтегю 1-й граф Галифакс. Дабы поддержать его предложения, французский флот после провального для него 1691-92 гг. провел в 1693 г. ряд удачных операций против объединенного флота союзников, нанеся ему ряд чувствительных ударов. В тот год союзники будто бы специально подставились французам:

Англо-испанско-голландский союзный флот снова вернулся к старой системе «совместного командования», когда руководство было сосредоточено в руках трех адмиралов на одном флагманском корабле. В ответственный момент главные силы флота не только упустили возможность запереть французский флот в Бресте, но даже не осведомились о выходе его в море, что имело затем тяжелые последствия. По некоторым данным можно заключить, что была допущена крупная небрежность: письмо, сообщавшее о выходе флота Турвиля, осталось нераспечатанным. Но и помимо этого непростительно, что сам флот не озаботился сделать разведку у Бреста.

Главными виновниками этих нерешительных действий следует признать неправильные приказания правительства, а также отвратительное состояние морских учреждений на берегу. Ясно ощущалось отсутствие флотоводца с сильной волей; система же трех одновременно командовавших адмиралов едва ли могла ярче доказать полную свою несостоятельность, чем в данном случае. Впрочем, учреждение это функционировало в последний раз – такая организация, естественно, должна была дать сбой в мало-мальски сложных условиях, [ссылка].

Необходимость финансировать усиление «ослабленного» флота оказала существенную поддержку предложениям графа Галифакса. После прохождения документа через парламент банк был учрежден Королевским Указом от 27 июля. Тем самым Вильгельм III исполнил второй пункт контракта. Акционерами нового банка стали, в том числе, он сам, ряд лордов и магнатов из правящей политической партии виги. Высокие административные чины затем из поколения в поколение отстаивали интересы эмиссионной кредитной машинки.

Отметим, что практика включать административную аристократию в участие в прибыли на правах мальчиков на побегушках младших бенефициаров превратилось для Домината в стандартную. Слегка поделившись, Доминат тем самым придавал учреждаемым институтам длинный административный ресурс, следовательно, устойчивость.

Война за Пфальцское наследство, окончание

В 1695 г. ситуация с продовольствием во Франции улучшилась, а когда страна в порядке, войскам Домината бесполезно тягаться с Людовиком. Попытки Вильгельма в 1695 г. додавить его оказались провальными, после чего Доминат утратил интерес к финансированию войны. Император Леопольд и немецкие князья тоже не горели желанием бросаться под французский каток. Как следствие в 1696-97 гг. военные действия в Нидерландах и на Рейне велись так вяло, что кроме захватов магазинов не было ни одного серьезного предприятия.

Война на море в 1696-97 гг. велась столь же вяло, как и на суше. Она свелась к бомбардировке французских гаваней, которые благодаря предварительной подготовке зачастую успешно отбивались, к воспрепятствованию попытке высадки Людовика в 1696 г. в Англии, к конвоированию больших торговых флотов.

Людовик XIV, ранее не щадивший самолюбие немецких правителей, теперь неустанно предлагал им прийти к соглашению, в чем сухопутная коалиция, опасавшаяся его последующего укрепления, отказывала. Пришлось прибегнуть к испытанной тактике принуждения к миру – выбрать самое слабое звено и нанести по нему удар. В результате в июне 1696 г. герцог Савойский не только вышел из коалиции, но и встал на сторону Людовика, что изменило расстановку сил, тем самым мотивировало к миру.

Доминат утратил всякий интерес к войне, но условия соглашения, набросанные представителями Вильгельма и Людовика, сначала вызвали неприятие и испанского короля Карла II, и императора Леопольда. С Карлом кто-то поработал, после чего он «неожиданно» изменил свою позицию. В итоге 20 сентября был подписан мир с Англией, Испанией и Соединенными провинциями. После этого Вильгельм заставил согласиться с условиями мира и Леопольда: 30 октября был подписан договор между Францией и Священной Римской империей. В рисвикском мире король-солнце был неожиданно мягок.

«Людовик XIV признал Вильгельма королем Англии и предоставил торговые льготы Соединенным Провинциям. Он вернул Барселону, Люксембург, Пфальц, Кель, Филиппсбург, Фрейбург, Старый Брейзах, герцогство Цвейбрюккен и Лотарингию, но оставил себе Страсбург. Принцесса Пфальцская, протеже Людовика, получила компенсацию за корону Пфальца в размере трехсот тысяч экю. Крайняя умеренность короля, успешно отвоевавшего против мощной коалиции, вызвала во Франции живое недовольство. Но в планы мудрого Людовика XIV не входило унижение Испании, ибо он надеялся вскоре заявить права на испанскую корону – наследство Карла II очарованного, здоровье которого ухудшалось с каждым днем», [ссылка]. Людовик готовился к новым великим делам.

Доминат опять оказался единственной стороной, достигшей в войне всех поставленных целей: 1) он сохранил точки входа своей торговли на Континент, 2) торговые льготы, предоставленные Людовиком Соединенным провинциям, приоткрыли Доминату Францию, 3) Доминат создал и воспользовался условиями для учреждения частного эмиссионного банка с государственной поддержкой и особыми полномочиями.

Но создать волшебный банк – это одно, а знать, что с ним делать – это совсем другое. Пришло время полюбоваться мастерами своего дела.

Странное название

Сообщество кредиторов правительства испросило для своего банка странное название The Governor and Company of the Bank of England. Дословно переводится то ли как Управляющий и Компания Банк Англии, то ли как Регулятор и Компания Банк Англии. Второй вариант в реалиях финансового рынка XVII в. лишен смысла. В первом же варианте слово «Управляющий» перед «Компания» выглядит диковинно, если не сказать дико.

Возможно истоки названия поможет раскрыть английская Ост-Индская компания? Она была учреждена 31 декабря 1600 г. под столь же странным на первый взгляд названием Governor and Company of Merchants of London trading with the East Indies. Сейчас его переводят как Компания купцов Лондона, торгующих в Ост-Индиях. Но секундочку, при чем тогда здесь Governor. Как оказалось, ларчик просто открывался: хотя государства и не было в числе акционеров компании, она управлялась советом директоров в составе губернатора и 24-х директоров, [ссылка]. Поэтому присутствие в ее названии магического слова Governor (одно из его значений – губернатор) было совершенно оправданным.

Ост-Индская компания не помогла нам в поиске ответа на вопрос: отчего же странное Governor включили в названии банка, тогда как губернаторы (чисто колониальная единица административной системы Англии) не принимали никакого участия в его функционировании? Странные на первый взгляд поступки серьезных людей всегда имеют логическое объяснение. А считать Доминат клоунами нет ни малейших оснований. Причину его «странности» приоткроют нам банкноты Банка Англии.

Лукавые банкноты

Первые банкноты Банка Англии были рукописными, в 1696 г. появились первые отпечатанные, а с 1745 г. эмиссия осуществлялась исключительно в печатной форме:

Старейшая из сохранившихся банкнот 1699 г. номиналом в 555 фунтов

Банкнота номиналом в один фунт 1825 г.

Банкноты являются бессрочным векселем на предъявителя, подлежащим погашению физическим золотом или серебром по требованию его держателя. Об этом уведомляла соответствующая надпись: I PROMISE TO PAY имярек OR BEARER ON DEMAND THE SUM OF… – ОБЯЗУЮСЬ ВЫПЛАТИТЬ ПО ТРЕБОВАНИЮ имярек ИЛИ ПРЕДЪЯВИТЕЛЯ СУММУ… Бессрочный вексель на предъявителя наиболее универсальный и удобный инструмент денежного обращения – может менять неограниченное число контрагентов и обязан монетизироваться в любой момент по требованию предъявителя.

Еще одна надпись разъясняла, от чьего имени подтверждала обещание погасить вексель золотом подпись уполномоченного на то лица: FOR THE GOV. AND COMP. OF THE BANK OF ENGLAND. Но минуточку, это же не иначе как ЗА ПРАВИТЕЛЬСТВО И КОМПАНИЮ БАНК АНГЛИИ. Именно так читается эта надпись неокрепшими умами. И не только ими – электронный переводчик тоже переведет Вам GOV. как ПРАВИТЕЛЬСТВО, ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ.  Т.е. любой неискушенный держатель векселя полагал, что держит в руках бумагу, погашение которой гарантирует не какая-то там частная компания Банк Англии, а само Правительство, что, безусловно, придавало ей надежности.

В XIX в. с банкнот исчезло имя лица, на которое эмитировался вексель, вторая же надпись осталась неизменной. Только за подписью появилась ее расшифровка – должность лица, уполномоченного удостоверять гарантию якобы не только Компанией, но и самим Правительством: CHIEF CASHIER – главный кассир:

Банкнота 1878 г.

Загадочное сокращение GOV. открылось только в 2006 г. Оказалось, что солидный GOV., гарантировавший исполнение обязательств перед компанией Банк Англии, это вовсе не GOVERNMENT – правительство, а GOVERNOR. Следует полагать – управляющий? Но управляющий чисто юридически не может выступать субъектом, от лица которого дается гарантия. Он может лишь удостоверять своей подписью гарантию самой компании, как это делает кассир. Впрочем, уже неважно.

«Так вот оно че, Михалыч! Мы то с тобой всегда думали, что GOV это GOVERNMENT, а это просто GOVERNOR. По всему выходит, Михалыч, что джентльмены триста лет водили нас с тобой за нос»?

Солидные джентльмены, как оказалось, вполне себе склонны к социальной ловкости. Они диковинным образом назвали свою компанию, чтобы столетиями ставить могучее GOV впереди COMP, а сие лукаво, потому как двусмысленно. И правительство закрывало на это глаза. Впрочем, последнее неудивительно, если учесть, что под диктовку джентльменов, учредивших Банк Англии, де-факто и функционировало правительство.

Ребрендинг первоисточника

После учреждения Банка Англии из английской общественной жизни быстренько убрали старую Ост-Индскую компанию, чтобы не светилась со своим GOVERNOR AND COMPANY, наводя на мысли, что не GOVERNMENT. В 1694 г., т.е. непосредственно в год учреждения Банка Англии, через парламент был проведен акт о дерегуляции, отменявший столетнюю монополию компании на торговлю с Индией. А в 1698 г. парламент принял закон о создании параллельной Ост-Индской компании с официальным названием English Company Trading to the East Indies – Английская компания для торговли с Ост-Индиями. Обе компании ожесточенно соперничали, пока в 1708 г. не состоялось их тройственное слияние. Третьим лицом делового альянса стало государство, а новую компанию назвали United Company of Merchants of England Trading to the East Indies – Объединенная компания английских купцов, торгующих с Ост-Индиями.

Все! Широко известная компания, публичное название которой могло заронить сомнение, что GOV – это GOVERNMENT, из английской жизни исчезла.

О шотландских и ирландских парнях

В природе были еще два банка с аналогичными Банку Англии названиями – The Governor and Company 1) … of the Bank of Scotland учрежден в 1695 г., 2) … of the Bank of Ireland учрежден в 1781 году. Это были кредитно-депозитные коммерческие банки, созданные в первую очередь для поддержки бизнеса. Впоследствии исполняли ряд функций центрального банка , в том числе кредитора последней инстанции. По-видимому они были креатурой Банка Англии, но без истребования особых прав в отношениях со своими правительствами. В силу низкой информационной связности Британии и того, что деньги провинций не имели практического хождения в самой Англии, их название никак не могло помешать Банку Англии.

Хотя оба банка и были эмиссионными, на их банкнотах никогда не появлялось сокращение GOV:

Банкнота The Gov.and Comp.of the Bank of Scotland 1716 г.

Банкнота The Gov.and Comp.of the Bank of Ireland 1917 г.

Наивные и простодушные шотландские и ирландские парни явно не дотянули до прожженных джентльменов. Или им попросту не позволили шалости Банка Англии: что позволено Юпитеру, не позволено… Предназначение «ирландских парней» быть прислугой благородных джентльменов, а то и вовсе рабами, как в свое время в Северной Америке. Иного в выстраивоемой джентльменами системе не дано.

Ключевой инструмент доминирования

Банк Англии был не первым, кто осуществлял вексельную эмиссию и отказался от практики стопроцентного резервирования. Однако за ним за первым стояли не только финансовая мощь и компетенции Домината, но и административный ресурс правительства, подчиненного Доминату через подконтрольный ему парламент. Такого рода формат эмиссионного банка стал ключевым для превращения Британии в симбиотический Доминату организм, подчиненный его воле, проецирующий его стратегию доминирования на остальной Мир. Чтобы раскрыть, как из одного банка смогли сваять инструмент доминирования, придется слегка погрузиться в экономику, поскольку стратегия неочевидна.

Для начала промчимся по эволюционной цепочке центробанков.

Модель банка Амстердама

Банк Амстердама был создан в 1609 г. в первую очередь в качестве расчетного центра. По своим функциям он еще не был центробанком, был их предтечей. Монополизировав расчетные услуги, Банк Амстердама сумел решить проблему порчи монеты и позволил клиентам в полной мере вкусить всю прелесть надежных безналичных расчетов. Его кредитные операции были очень ограниченными: он кредитовал только муниципалитет Амстердама, под залог налоговых поступлений, и Ост-Индскую компанию – самое большое и коммерчески успешное предприятие Европы XVII века.

Хотя банк и выпускал депозитные расписки, обращавшиеся на рынке в качестве самостоятельного денежного инструмента, их номинал не превышал размеров клиентского депозита. «В 1760 г. на 19 миллионов флоринов депозитных расписок банк имел более 16 миллионов флоринов резервов. Банковская паника была практически исключена: даже если все вкладчики разом потребовали бы вернуть деньги, банк без труда удовлетворил бы их требования. Будучи сверхнадежным, такой банк не мог выполнять функцию создания кредита», Найл Фергюсон «Восхождение денег».

Жизнь на практике протестировала устойчивость банка. Когда в 1672 г. армия Людовика XIV стояла в 10 км от Амстердама, и нувориши решали, куда им бежать – в форт Капстад (Кейптаун), что на мысе Доброй Надежды, или в форт Батавия (Джакарта), в сей критический момент банк без каких-либо трудностей справился с вызванным паникой повальным изъятием депозитов.

Модель Riksbank’а

В 1668 г. в Швеции был учрежден частный национальный банк Riksbank – первый наделенный статусом центробанка де-юре. В функции банка входило регулирование денежного обращения в стране. Средства Короны подлежали хранению в банке в целях увеличения его капитализации, а его операционная деятельность подпадала под контроль риксдага – парламента Швеции. Riksbank был учрежден не иначе как с подачи Домината, но не от хорошей жизни – от испуга, вызванного деволюционной войной 1667-1668 гг., которая продемонстрировала направление движения набравшей огромную мощь военной машины Франции. Наличие частного центробанка, как надеялся Доминат, позволит ему в критической ситуации практически мгновенно перенести операционный бизнес из Амстердама на новую резервную площадку. Тем более что Швеция имела вход морской торговли на Континент через принадлежавшую ей тогда Померанию. Однако климатический аскетизм Скандинавии, континентальная уязвимость Померании, но главное, дипломатические успехи Людовика XIV, вовлекшего шведского короля в свою орбиту, вынудили Доминат отказаться от Швеции и ускорить подготовку Британии, устраивавшей его во всех отношениях.

Но Riksbank все же сослужил ему свою службу: на Швеции, как на стране, которую не так жалко, обкатали схему частичного резервирования. Найл Фергюсон продолжает: «Банк первым в мире применил на практике технику «частичного резервирования»: сделанные одними вклады превращались в прибыльные ссуды другим. В Riksbank рассудили, что вероятность массового наплыва вкладчиков за деньгами мала, и достаточно оставлять в резерве лишь небольшую долю депозитов». На Швеции Доминат изучил коллективную рефлексию на «излучение» центробанком эмиссионных рисков и управление ею. Отметим, что для Riksbank’а был установлен запрет на эмиссию банкнот, поэтому ссуды выдавались реальным металлом. Опыт продемонстрировал, что такого рода формат крайне ограничен в возможностях кредитования и неустойчив. Но для неутомимого исследователя отрицательный результат – тоже результат.

Настал черед Англии.

Непрерывный сладкий стол

Кредитование правительства под залог налоговых поступлений всегда было лакомым бизнесом. За это Банку Англии предоставили привилегию обслуживать правительственные счета и вклады и закрыли глаза на то, что гарантия на эмитируемых им банкнотах вербально давалась от имени правительства. За сладкое вознаградили сладким.

В 1696 г. Банк Англии столкнулся с угрозой конкуренции: тори, очнувшиеся от столь оглушительного подвоха со стороны вигов, попытались учредить новый National Land Bank. Однако при парламентском большинстве вигов (лобби Банка Англии) банк тори не получил статуса национального. Столкнувшись с жестким противодействием Больших Капиталов, без поддержки административного ресурса National Land Bank сдулся.

Для Банка Англии, что характерно, сладкий стол продолжился: уже на следующий год в 1697 г. виги продавили закон, каравший смертной казнью подделку банкнот Банка Англии, [ссылка].

1708 г. стал знаковым: отныне стало незаконным 1) выпускать векселя на предъявителя (bearer bill), т.е. банкноты – право эмиссии банкнот впредь принадлежало только Банку Англии, 2) учреждать финансовые компании более чем шестью партнерами, 3) предоставлять краткосрочные кредиты сроком до 6 месяцев. Коварно-глубоким был второй пункт: ограничение числа партнеров отрезало возможность включать в состав акционеров широкий круг административных бенефициаров, достаточный, чтобы получить значимый административный ресурс. Тем самым Банк Англии получил тройную монополию 1) на самый удобный и востребованный вексельный инструмент денежного обращения, 2) на самые востребованные кредиты, 3) на административный ресурс. Закон зачистил банковский бизнес от всех значимых конкурентов, а противозачаточные меры сделали невозможным их появление в будущем. Непрерывный сладкий стол.

Но это были еще цветочки, из которых затем выросли плоды: главный бонус заключался в том, что монополия на эмиссию банкнот позволила Доминату установить полный контроль над кредитом. Дело здесь в том, какой кредит был нужен Британии. Для сравнения на минуту вернемся в Голландию.

Механизм посреднического кредита в Голландии

В фундаменте экономики Соединенных провинций лежала перевалочная торговля. Основным инструментом кредита и денежного обращения для нее служил акцептованный вексель.

В целях ускорения торговли купцы были заинтересованы поставлять товар без предоплаты. Но делать это имело смысл лишь в том случае, если выданное покупателем обязательство погасить к определенному сроку долг сразу бы поступало в денежное обращение, еще до момента монетизации векселя. Для этого прибегали к акцепту векселя известным финансовым учреждением: акцептант, ставя штамп ACCEPTED (от accept – принимать, соглашаться), тем самым брал на себя обязательство в случае неплатежеспособности эмитента заплатить за него по векселю сполна и в установленный срок. Акцепт позволял без опасений принимать вексель в качестве средства оплаты, даже не зная эмитента лично.

За исполнение услуг латентного кредитора сделки и связанные с этим риски акцептант, естественно, получал плату. Объем акцептованных им векселей мог существенно превышать объем его денежных средств. Стопроцентное покрытие и не требовалось, поскольку акцепт ставился при наличии уверенности как в эмитенте, каждый из которых имел реноме в узком купеческом сословии, так и в затеваемом им предприятии.

Бессчетный объем акцептованных векселей выполнял функцию кредита, денежного мультипликатора и инструмента безналичных расчетов, тем самым закрывал потребности денежного обращения перевалочной торговли Голландии. Внутреннее потребление в Соединенных провинциях относительно общего объема экономики было мизерным, и с его обслуживанием вполне справлялись металлические деньги, пусть и не столь удобные и безопасные в сравнении с векселями. Но кого это волновало, если не мешало зарабатывать главную прибыль:

Инструмент индустриальной экономики и внутреннего потребления

Британия в сравнении с Соединенными провинциями обладала огромными человеческими и природными ресурсами, что открывало возможность для построения сильной товарной экономики. Гешефт от нее имел перспективу превысить прибыли от международной посреднической торговли и работорговли. Помогала она и в изъятии колониальной ренты – ее проще взимать, когда сам производишь лучшие стеклянные бусы для папуасов. Мало того, Доминату требовалось не просто индустриальная экономика, а самая сильная индустриальная экономика – для превращения ее в инструмент проекции своей мощи на весь Мир.

Возможности акцептованного векселя не соответствовали запросу индустриальной экономики и сопутствующему ей лавинообразному росту внутреннего потребления. Требовался удобный бессрочный денежный инструмент, способный 1) генерировать кредит без его привязки к конкретным товарным сделкам, 2) закрывать гигантский объем мелких и коротких транзакций, 3) легко дробить и консолидировать номиналы, 4) заместить неудобное и материалоемкое металлическое обращение в потребительском контуре экономики.

Акцептованный вексель, будучи срочным обязательством, эмитируемым под конкретную сделку с производным от нее номиналом, всегда очень солидным, не удовлетворял данному запросу. Стремительно углублявшееся промышленное разделение труда только увеличивало разрыв между возможностями акцептованных векселей и потребностями все ускорявшегося и усложнявшегося денежного обращения.

На повестку дня встало массовое и повсеместное внедрение нового денежного инструмента, отвечающего сформулированным требованиям. Невозможно было придумать что-либо удобнее, чем банкнота – бессрочный вексель на предъявителя, погашаемый в любой момент по его требованию, позволяющий реализовать дробление и консолидацию номиналов, эмитируемый банком, надежность которого якобы «подтверждена правительством». Решив задачу внедрения банкнот в массовое обращение, Доминат тем самым создал важнейшую предпосылку для взрывного роста индустриальной экономики.

Большой эмиссионный цикл

Удобство использования банкнот, отсутствие ограничений в сроках обращения, ежедневная потребность в комфортном средстве платежа блокировали инстинктивный позыв немедленно погасить их физическим золотом или серебром, постоянно отодвигая акт конвертации в металл на завтра, на следующую неделю, месяц и т.д. Это психологический, субъективный фактор, способствовавший увеличению эмиссионной емкости по мере роста экономики и внутреннего потребления. Но был еще и более сильный фактор – объективный.

Эмиссия банкнот позволила включить механизм привычного для нас инвестиционного кредита – не под конкретную торговую сделку, а под залог активов и будущей прибыли. Принципиально важно, что эмиссия носила именно кредитный характер, а сам кредит был локализован в инвестиционном и товаропроизводящем контурах экономики. Подобного рода схема эмиссии обеспечивает устойчивость символьных денег, поскольку запускает большой эмиссионный цикл с положительной обратной связью, который генерирует в экономике спрос на банкноты:

Системный кредит открывает возможность для бурного роста инвестиций, что имеет следствием столь же бурный рост товарной экономики и внутреннего потребления. Как следствие увеличивается эмиссионная емкость системы денежного обращения. Готовность экономики поглотить дополнительную эмиссию увеличивает возможности эмиссионного центра по ее безинфляционному кредитованию. Возросшие кредитные возможности эмиссионного центра и накопленная самой экономикой внутренняя прибыль позволяют финансировать инвестиции в еще большем объеме. Цикл замкнулся.

Эмиссионная емкость британской экономики с каждым тактом цикла возрастала, имея следствием рост денежного мультипликатора на физические резервы Банка Англии.

Ключевая, как оказалось, монополия

Подобную вексельную схему эмиссии и кредита вполне могла реализовать масса разновеликих финансовых институтов, к чему они с успехом и приступили еще до учреждения Банка Англии. Следует признать, что в их действиях не было такого размаха и системности. К тому же Доминату была нужна именно его схема, поскольку она оказалась ключом к мировому господству. Приватизация верховного административного ресурса и конвертация его в монополию на эмиссию банкнот и кредит, позволили Доминату добиться полной власти над экономикой.

В кредитной экономике имеет место паталогическая зависимость товарных циклов от кредита, о чем упоминалось во второй части мирового кризиса: Товарные циклы, взращиваемые на кредитном допинге, первыми подчищают поляны платежеспособного спроса, оставляя циклам-натуралам сущие крохи. Поэтому выбор у товарного капиталиста невелик: либо употребляй допинг и плати за него, либо живи на подножном корму, постепенно хирей и сдохни. В такого рода экономике кредитная монополия обеспечивает абсолютную власть над ней. Выживание товарных циклов в ней зависит в первую очередь от доступности и качества кредита. Приближенные или лояльные Доминату получили доступ к самым дешевым, объемным и удобным в использовании кредитным ресурсам. Естественно, они росли быстрее строптивых натуралов, пытавшихся выиграть соревнование без допинга выжить без кредита, и тех, кто пользовался некачественным кредитом, оттирая их от жирных и сладких кусков спроса, обрекая тем самым на голодную смерть. Стероидные крепыши стали инструментом проекции финансовой мощи Домината на экономику, зачищая ландшафт от нелояльных ему субъектов.

Спроецировав свою административную власть, вначале неполную, на экономику, Доминат добился полной экономической власти. Она затем само собой спроецировалась обратно на административную, довершив ее подчинение: если даже предположить, что в недрах административной власти вызрели бы ростки сопротивления Доминату, то в новой экономике в принципе не нашлось бы субъектов, способных финансово поддержать их.

Симбиоз

Подчинив и административную власть, и экономику, Доминат тем самым превратил Британию в своего симбионта.

И Венеция, и во многом Соединенные провинции были государствами, спроектированными и созданными лично Доминатом. Англия же стала первым государством, которое Доминат подчинил своей воле, проведя предварительную тщательную подготовку – разложив и уничтожив финансовым ядом внутренние структуры государства, способные отторгнуть пришлого симбионта. Захватывающему процессу подготовки и был посвящен длинный ряд предшествующих заметок.

Приступив к симбиотическому сожительству, Доминат первым делом впрыснул в высшую административную аристократию Британии лошадиную дозу финансового нервнопаралитического яда – сделал ее младшим бенефициаром Банка Англии. Джентри-аристократии помельче он открыл массовый доступ к кредиту. Этим Доминат добился абсолютной покорности симбионта, из которого затем вырастил инструмент проекции своих притязаний на весь остальной Мир.

Технология эволюции в центробанк

По мере роста и усложнения экономики Британии Доминату пришлось вынужденно подстраивать созданную им систему под новые условия.

С 1742 г. Банк Англии становится единственным акционерным обществом в Англии по выпуску банкнот, [ссылка]. Вскоре один банк, даже очень большой, оказался не в состоянии закрыть потребность в кредите растущей как на дрожжах экономики Британии. Упорствуя, он уперся бы в чисто логистические ограничения: создание кредитного монстра в условиях низкой информационной связности территории неизбежно привело бы к его неуправляемости и неэффективности, попутно вызвав социальное отторжение – делиться тоже надо. Поэтому Доминат ослабил административные вожжи – закрыл глаза на вексельную эмиссию, тем самым несколько отпустив монополии на кредит: во второй половине XVIII века появилось множество частных банков, выпускавших векселя – к 1793 г. их насчитывалось уже около 400, [ссылка].

Однако ко второй половине XVIII в. Банк Англии занял настолько доминирующее положение, что его не могла пошатнуть активность сотен мелких country-банков, вовлеченных в кредит и эмиссию. К тому же эмитируемые ими срочные именные векселя принципиально уступали в удобстве банкнотам (бессрочным векселям на предъявителя). Банкноты Банка Англии имели несомненное преимущество перед их векселями не только с точки зрения удобства расчетов, но и с точки зрения ликвидности и зоны обращения. Ликвидность векселей любого мелкого country-банка была обратно пропорциональна расстоянию до него, поэтому их хождение ограничивалось тем регионом, в котором банк был известен.

Позволив country-банкам функционировать и обрасти клиентурой, Банк Англии сделал им затем предложение, от которого, что называется, невозможно отказаться. Монопольному монстру не составило особого труда постепенно склонить их к практике передачи на хранение своих физических резервов в обмен на его банкноты. Соглашаясь, они получали доступ к дополнительной эмиссии банкнот под умеренные процентные ставки, позволявшие сохранить прибыльность и конкурентность их кредитного бизнеса. Эмиссионные риски отныне были делегированы Банку Англии, а для клиентов надежность и качество эмиссии country-банков сравнялись с Банком Англии. За это имело смысл поделиться с ним частью доходов. Локальным банкам оставалось грамотно управлять своими личными кредитными рисками, будучи подстрахованными доступом к подушке объемной и дешевой ликвидности.

Те локальные банки, что упорствовали в своей самостоятельности, избегая статуса ассоциированных, были обречены: качество их векселей существенно уступало банкнотам БА. Они могли остаться на рынке, только выдавая кредиты по пониженным ставкам (и в чем же тогда смысл самостоятельности?) или ведя более рискованную кредитную политику, что сопряжено с риском для жизни – любая значимая кредитная дыра приводит мелкий банк к неизбежному краху. К тому же любой банк, у которого кредитный денежный мультипликатор сколь-либо существенно больше единицы, легко убить незлым тихим словом – просто распустив слухи о его проблемах, пусть даже мнимых. А в ремесле владения таким словом джентльмены – большие мастера.

Уже в начале XIX в. Банк Англии приобрел в основном черты центрального банка. В 1844 г. закон Пиля окончательно закрепил данный статус, в том числе монополию Банка Англии на эмиссионную деятельность. В кредитной экономике с единым вексельным инструментом денежного обращения тот, кто управляет эмиссией, тот управляет банками, кто управляет банками, тот управляет кредитом, кто управляет кредитом, тот управляет катализом товарных циклов, соответственно, процессом их «естественного» экономического отбора, см. мировой кризис 3: неестественный отбор. Банки превратились в полноценных агентов влияния Домината на ставшую к тому времени огромной экономику Британии. Они стали инструментом-посредником Банка Англии в ее подчинении и одновременно в управлении ею.

Эволюция в центробанк не изменила сущности связей и отношений в симбиозе. Изменились лишь настройки механизма доминирования – они усложнились соответственно росту сложности системы. Задача сохранения контроля и одновременно эффективного управления выросшей на порядки экономикой, оставляя константой содержание симбиотических отношений, была нетривиальной. Следует признать, она была успешно решена.

Следующий шаг мета-капитализма

Эксплуатация товарным капиталом тружеников является фундаментальным базовым уровнем капитализма. Во второй части мирового кризиса обращалось внимание, что появление в экономике кредитных институтов привело к трансформации капитализма в метакапитализм, поскольку добавился следующий уровень эксплуатации – эксплуатация кредиторами тех, кто эксплуатирует тружеников. На втором уровне кредитный капитал эксплуатирует товарный, вынуждая его делиться частью присваиваемой им добавленной стоимости. Товарный капиталист, как и труженики, лишь часть времени трудится на себя, часть же – на кредитора.

Появление в системе центробанка добавило очередной уровень эксплуатации – эксплуатацию уже кредиторов. Метакапитализм стал трехуровневым: центробанк эксплуатирует кредиторов, эксплуатирующих товарный капитал, который эксплуатирует тружеников.

Самое время обсудить главные гешефты Домината от созданной им системы. Рассмотрим их, после чего подведем итог.

Структурирование Домината в иерархию

В Британии Доминат совершил важнейший шаг, безусловно необходимый для дальнейшего продвижения к абсолютной мировой власти – осуществил реорганизацию в строгую иерархическую структуру.

В Венеции и Соединенных провинциях Доминат был сетевой мозаикой – функционировал в виде «демократического» сообщества Больших Капиталов. Каждый элемент мозаики (торговая или финансовая семья) сам по себе был жесткой микроструктурой, но отношения между элементами были подвижными и слабо структурированными. В Венеции органом консолидации Домината служил Большой Совет. В Соединенных провинциях, в целом похожих на Венецию, но более обширных и многолюдных, консолидировать мозаику стало существенно сложнее.

Не на пустом месте Фернан Бродель сравнивает Амстердам с Венецией в пору ее расцвета. По крайней мере, утверждает он, Амстердам по отношению к городам Соединенных провинций занимал то же положение, что и Венеция по отношению к городам ее материковых владений. Было сходство и чисто внешнее – затопляющие воды, разделявшие оба города на острова и островки, каналы. Разве соленая вода (читай островная стратегия) не держала в плену оба города? – спрашивает автор «Времени мира», ссылка.

В Соединенных провинциях Доминат оформился в касту регентов: Эта политическая элита образовала особую группу, своего рода патрициат. Существовало, быть может, две тысячи регентов, которые кооптировались, происходили из одних и тех же семейств, из одной и той же социальной среды, которые удерживали в своих руках разом города, провинции, Генеральные штаты, Государственный совет, Ост-Индскую компанию и были связаны с купеческим классом, продолжали участвовать в торговых и промышленных делах, ссылка.

Каста регентов была все той же мозаичной массой, только более обширной и распыленной в пространстве, поэтому с единым источником власти и единой стратегией дело шло не гладко: В Генеральных штатах заседали постоянные представители Провинциальных Штатов. Любое важное решение должно было направляться в Провинциальные Штаты и единодушно одобряться ими. Принимая во внимание расхождение интересов между провинциями, в особенности между приморскими и внутренними, система эта была постоянным источником конфликтов. У. Темпл в конце XVII столетия утверждал, что это не Соединенные, а Разъединенные провинции. Провинция Голландия использовала свою финансовую мощь, чтобы навязать Соединенным провинциям свое лидерство, но это была постоянная внутренняя склока, ссылка.

Несомненно, это стало ударом по самолюбию и мироощущению Доминату, и ему было дико неприятно, однако перед смертельной угрозой в 1672 г. со стороны Людовика XIV он был вынужден поставить над собой консолидирующую фигуру принца Оранского. Тем самым Доминат де-факто признал собственный управленческий кризис – неэффективность внутренней самоорганизации. Доминат времен его эволюции в Голландии оказался наиболее слабым. Денег было больше, чем в Венеции, но управленческая структура никудышная, не отвечавшая реалиям не то что государства, но даже такого минигосударства, как Соединенные провинции. Распыленная в пространстве сетевая мозаика, вместо быстрого принятия решений расточавшая свою энергию на внутренние конфликты и хаос, не имела шансов пробиться к вершине мировой власти.

Доминату требовалась точка кристаллизации внутреннего хаоса в иерархию. Ею и стал Банк Англии. Учредившая его горсть Больших Капиталов стала восприниматься всеми прочими, как однозначно доминантная, поскольку обрела доступ 1) к источнику финансовых ресурсов, рефлексируемому всеми прочими как безграничный, 2) к бездонному источнику катализатора (кредита), для его собственного роста де-факто бесплатному. Вокруг источника началась консолидация и выстраивание в строгую иерархию всех прочих Больших Капиталов, завершившаяся их кристаллизацией в иерархическую структуру со всеми ее энергетическими плюсами – прекращением гигантских потерь энергии на бесполезное внутреннее трение.

Строгость иерархии

О строгости иерархии можно судить по следующему откровению:

В 1946 году была осуществлена национализация Банка Англии, которая перевела его в разряд «публичных корпораций». Акционерный капитал был передан Казначейству. Банк, таким образом, не стал частью правительственного аппарата, но был уполномочен «запрашивать информацию у банкиров и давать им рекомендации». С санкции Казначейства, Банк Англии мог «издавать директивы любому банку с целью обеспечить выполнение таких рекомендаций или просьб». За истекшие годы (на тот момент до 1976 г.), банк ни разу не воспользовался этим правом, так как все «просьбы» выполняются, по выражению одного американского банкира, с «религиозной неукоснительностью», [ссылка].

Не приходится сомневаться, что «просьбы» ФРС (преемника Банка Англии в качестве инструмента доминирования) выполняются с не меньшим «религиозным» фанатизмом. В кредитной экономике нет иного Бога, кроме хозяина золотой антилопы первоисточника кредитных денег, а строгость иерархии не слабее церковной, и заведомо сильнее воинской. Дисциплина, братцы, всему голова.

Незамкнутость системы

Вскоре выяснилось, что созданная Доминатом экономическая система принципиально и очень сильно незамкнута: оказалось, что в рамках реализуемой модели, основной и самой критичной задачей является обеспечение бурно растущей экономики спросом. Поскольку любой внутренний спрос съедался практически мгновенно, это с неизбежностью породило императив экспансии за спросом. Ее и обсудим.

Императив экспансии

Доминат запустил самый эффективный большой автокаталитический цикл: эмиссия – кредитный катализ – рост экономики – рост ее эмиссионной емкости – эмиссия… Как следствие, все прочие экономики безнадежно отстали от британской. Во второй части обращалось внимание, что воздействие кредита на товарную экосистему аналогично воздействию анаболических стероидов на биологический организм. Будучи подвергнута системному катализу кредитным допингом, товарная экосистема стремительно растет и набирает массу, как подсевший на стероиды бодибилдер.

Но как всякому организму, подсевшему на стероиды роста, Британии требовалось усиленное питание – постоянно расширяющиеся рынки сбыта, выступавшие источниками свободных инвестиционных ниш и пищи – спасительного спроса. Она мгновенно съедала любой платежеспособный спрос, до которого была в состоянии дотянуться, переваривая его в собственную «мышечную» массу. Быстрый неконтролируемый рост вызвал у Британии и неустранимую зависимость от внешних источников сырья.

Вот почему императив экспансии атрибутивен кредитной экономике – он попросту зашит в ее инстинктах самосохранения. Быстрый рост переводит задачу расширения рынков и снятия торговых барьеров из категории действий, увеличивающих прибыль, в разряд жизненной необходимости. Инсталлировав в Британию Банк Англии, в нее тем самым инсталлировали и агрессивность. Вместе с тем Доминат это более чем устраивало – он был заинтересован в действенном инструменте проекции своих притязаний на Мир. Поэтому симбиотический организм «Доминат-Британия» родился чрезвычайно агрессивным. Многие государства пытались закрыться от британской товарной интервенции, но бесполезно. Она кулаками прокладывала «свободу торговли» и подчиняла территории, опираясь на скупку элит и (или) доминантную военную мощь, производную от индустриальной.

Сладкая парочка симбионтов, что для нее характерно, осуществила вербальную инверсию агрессии – согласно постоянно расширяемому новоязу агрессором объявлялась сторона, пытавшаяся защитить себя от внешней экспансии. Агрессия диких орков против мирно вторгнувшихся добрых и наивных эльфов – теперь это звучит примерно так. Все уже выучили.

Внешняя экспансия требовала защиты от возможного ответного удара. Поэтому сразу же после славной революции Доминат профинансировал создание абсолютно доминирующего флота, поддерживая затем данный его формат. Как и планировалось, реализация островной стратегии превратила военный инфраструктурный разрыв между Островом и Континентом в непреодолимый, что гарантировало симбионтам безнаказанность.

Созданный по проекту Домината симбиотический организм, нагруженный императивом экспансии, стал инструментом его продвижения к вершине мировой власти. Кулаки симбионта и концентрированный финансовый яд Домината, воспетые услужливыми перьями менестрелей мастеров новояза подчиняли государства, вскрывали желаемые рынки, рушили строптивые монархии, зомбировали их подданных. То, что экспансия обрела планетарный масштаб, иллюстрирует карта военной агрессии Британии:

Из двухсот стран только двадцать две, выделенные белым, не испытали британского присутствия или военного вторжения. Тому были либо веские, либо прагматичные причины. Швеция избежала вторжения, как верный северный союзник Британии. Швейцария, как страна-сейф для хранения краденого «кровно (в прямом смысле) заработанного». Андорра, Лихтенштейн, Люксембург, Монако, Ватикан, как европейские карлики, нагруженные спецфункциями. Белоруссия, Киргизия, Узбекистан, Таджикистан входили в состав Российской Империи. Монголия была тогда внутриконтинентальной пустошью, присоединенной к всекитайской империи Цин. Десять стран были чужими колониями: Гватемала, Боливия, Парагвай – Испании, Мали, Берег Слоновой Кости, Конго, ЦАР, Чад – колониями Франции, Бурунди – колонией Германии, затем Бельгии, Маршалловы Острова – колонией Германии, затем Японии и США.

Бухгалтерский счет

Остается подвести окончательный счет главному гешефту Домината от симбиотического сожительства с Британией:

Банальный торговый и ссудный гешефт стали малоинтересны ему. И даже сладкий сеньораж и участие посредством кредитной монополии в прибылях всей экономики Британии не впечатляли его. Главный гешефт состоял в том, что Доминат 1) структурировал себя в жесткую иерархию, 2) получил абсолютную власть над симбионтом-бодибилдером, 3) предъявил затем, опираясь на него, претензию на мировую власть. Все остальные пряники опосредованы и вторичны.

Завершит заметку отступление о двух маркерах, ясно сигнализировавших о месте пребывания Домината.

Маркер работорговли

Первый маркер – работорговля. Ею увлекались еще предки Домината – венецианцы и конкурировавшие с ними генуэзцы. В «ассортименте» генуэзцев немалое место занимали и славяне. Баловались работорговлей и Испания с Португалией.

Однако подлинный расцвет бизнеса пришелся на торговлю неграми (погрешу против истины, если политкорректно назову их афроамериканцами). Расцвет последовал сразу же за основанием в 1621—1631 гг. в Голландии, Франции и Англии больших торговых компаний, получивших привилегии в торговле рабами из западной Африки. Голландскую работорговлю монополизировала основанная в 1621 г. Вест-Индская компания. Что, собственно, характерно, к 1650 г. Соединенные Доминатом провинции стали главной работоргующей страной Европы, выиграв схватку за «почетную» пальму первенства у Франции и бездоминатовой тогда еще Англии.

Доходы плантаторов, в большинстве своем покупавших рабов в кредит, рассчитывавшихся за них из урожая будущего года, обычно в разы превышали ставку на живой товар, уже с учетом процентов. Но основные сливки снимали работорговцы: после доставки рабов из Африки и продажи их в Южной Америке там же на вырученные деньги покупался сахар и другие товары. Их в свою очередь доставляли в Северную Америку, где обменивали на ром и местные товары, и только затем следовала окончательная перевозка в Европу. На каждом звене торговой цепи цена любого товара, будь то рабы, ром или сахар, возрастала после перевозки в десятки раз, обеспечивая невероятное обогащение. Схема называлась торговля по золотому треугольнику.

Что, собственно, характерно, в 1700 г., т.е. уже через две пятилетки после славной революции, пальма лидера работорговли переехала из Голландии в Англию. Доминат прихватил ее с собой на новый Остров, не в силах оставить «бесхозным» на Континенте столь золотоносный источник операционных доходов. Всего в британские колонии Северной Америки, а позднее в США было доставлено около 13 млн. африканских рабов. На каждого выжившего приходилось 3-4 погибших во время славной охоты и транспортировки, [ссылка]. Не повезло «фауне» именно западного берега Африки – с восточного было далеко возить.

Что характерно, в 1698 г. свободолюбивый английский парламент восстановил справедливость и ввел запрет нет, не на работорговлю, на монополию – допустил к охоте частных лиц. Сие неслучайно: столь огромные доходы, будучи консолидированными в одной компании, а такого рода бизнес склонен к монополизации, позволили бы ей включиться в игру за доминирование. А э-т-т-т-о недопустимо – двух Доминатов быть не может по определению.

Во второй половине XVIII в. «почетная» внутренняя пальма первенства английской работорговли обосновалась в славном городе Ливерпуль. Лишь четверть его кораблей были заняты в африканской торговле, но это составляло почти половину всего флота Европы, торговавшего с Африкой. В африканском траффике Ливерпуля доля невольничьих рейсов колебалась в диапазоне 95-98%. Как-то актер Джордж Фредерик Кук, не поладив с местной публикой, бросил ей в лицо фразу, что кирпичи новых домов Ливерпуля скреплены кровью рабов-африканцев. А ведь в невольничьей торговле активно подвизались Бристоль и, страшно сказать, сам Лондон, ссылка. Если сложить их «достижения» с африканским траффиком Ливерпуля, станет очевидным, что все прочие страны довольствовались крохами от Большой Африканской Охоты.

К слову сказать, в североамериканских колониях, особенно в Виргинии, англичане поначалу использовали в качестве рабов вовсе не негров, а своих бледнолицых братьев по Острову – шотландских и ирландских военнопленных, привет им от Оливера Кромвеля. Эдакий внутрибританский братский работорговый междусобойчик. Доминат в ту пору сиживал в Голландии и англичан в африканские охотничьи угодья особо не допускал: кесарю – кесарево, а Доминату – доминатово. А рабы ох как были нужны.

Исход сефардов

Второй маркер переезда Домината – практически мгновенный вывод из Голландии в Британию сефардских капиталов, последовавших туда за славной революцией и Банком Англии.

Фернан Бродель полагал, что сефарды оказали Амстердаму серьезную поддержку в сфере вексельных операций, еще большую в области биржевых спекуляций, в которых они были созидателями и мастерами. Также сефарды, по его мнению, открыли для Голландии свою мировую торговлю – стали инициаторами создания деловых сетей, связавших ее с Новым Светом и Средиземноморьем. С исходом сефардов в Британию все связанное с ними, переместилось туда – их капиталы, торговые сети, компетенции.

В Соединенных провинциях остались ашкеназы. Они попали туда позже сефардов, вынужденно эмигрировав из Польши и частично из Германии. Голландские ашкеназы отличались от сефардов языком, образованием, имущественным положением. Основными занятиями ашкеназов были коробейничество, торговля скотом и служба в качестве прислуги в богатых сефардских домах.

Неравенство в еврейской среде вылилось в погромы 1696 года: евреи били евреев – «пролетарии-ашкенази» «метакапиталистов-сефардов». Сложно сказать, был ли погром инсинуирован с целью стимулирования вывода в Англию «задумавшейся» части сефардских капиталов, или же сам стал следствием вывода капитала – эдакий пинок вслед убегающим. Повод неважен, главное результат – сефардов в Нидерландах стало на порядок меньше, чем ашкеназов.

Реинкарнация генуэзских стратегий

Реализация стратегии абсолютного доминирования требует обладания источниками монопольно высокой ренты. Венецианцы сделали ставку на островную стратегию – монополизацию мировой международной морской торговли. Когда генуэзцев в основном вытеснили из нее, они переключились на стратегию, названную впоследствии генуэзской – взимание с континентальной экономики сетевой ренты. Реализация их стратегии требует наличия разветвленной сети, улавливающей между узлами экономики 1) наиболее сильные «разности потенциалов», 2) самые низкие уровни «инфраструктурного сопротивления», что позволяет выбирать наиболее прибыльные направления перетекания торговых и финансовых потоков. Для эффективного функционирования сети, о чем упоминал Джованни Арриги, ей требуется прикрытие со стороны внешней силы, которой она делегирует издержки защиты и истребования долга в обмен на кредитную и операционную поддержку экономики. Также Д. Арриги упоминал, что помимо генуэзцев сетями обладали и другие трансгосударственные нации – сефарды, армяне.

Генуэзцы в эпоху расцвета и соперничества с венецианцами раскинули свою сеть под прикрытием испанской короны, на тот момент самой сильной монархии Европы. В схватке Венеции и Генуи победила более устойчивая вследствие самодостаточности венецианская стратегия.

Сефарды, эмигрировав из Испании и Португалии в Соединенные провинции, дополнили венецианскую стратегию Домината генуэзской, но уже в их интерпретации. Раскинув свою сеть под прикрытие Домината, они постепенно интегрировались в него (или интегрировали его в себя).

Появление в составе Домината именно сефардов, а не армян, не случайно. С позиций доминаторов армянам присущ вирус неполноценности – они исповедуют ортодоксальное Христианство, поэтому не заряжены свойственным сефардам внутренним императивом доминирования, производным от богоизбранности. Внутренний императив, несомненно, добавил сефардам мобильности и профпригодности: Богом назначенному доминировать не требуются уговоры – он сам изберет социум и социальные структуры, обеспечивающие процесс доминирования, что и случилось. Когда Соединенные провинции утратили под давлением Людовика XIV способность обеспечивать процесс доминирования, настал черед Англии принять гостей.

О чем еще поговорим

Ближайшая заметка-другая будут посвящена Доминату и пользуемой им системе с позиций внеэкономического, биологического их содержания, после чего вернемся к эволюции Домината и системы, но определенно более крупными мазками.

Октябрь-ноябрь 2015

Источник