Александр Оноприенко

В предыдущей заметке цикла мировой кризис 16: краткая теория Цивилизации мы рассмотрели две первые фазы социогенеза и подвели их итог:

Погрузившись затем в сравнительную историю Египта, Шумера и пост-шумерских царств мы тем самым рассмотрели событийный ряд следующей третьей фазы социогенеза. Основными её действующими субъектами стали административные мета-големы. Стартовала третья фаза с момента объединения Египта ок. 3200-3100 до н.э. и продолжилась вплоть до массового обрушения в XI веке до н.э. традиционной государственности Древнего мира, получившего название «катастрофа бронзового века».

Прежде чем перейти к обсуждению причин массового коллапса государственности, подобьем вкратце итоги третьей фазы. Но сначала, поскольку мы сильно отвлеклись на Египет и Шумер, имеет смысл потратить пару минут, дабы освежить представление об основном факторе социогенеза в эпоху Древней Цивилизации.

Энергетическая оптимизация Homo Sapiens

В заметке Записки из-за барьера по общей теории эволюции был введён термин «энергетическая оптимизация» базовый для анализа не только эволюции, но и Цивилизации. Данным термином обозначен непрерывный процесс тестирования всех новоприобретений организмов, в т.ч. и социальных, на энергоэффективность. Процесс энергетической оптимизации проверяет все новоприобретения с точки зрения – они улучшают, ухудшают или оставляют нейтральным общий энергетический баланс организма, – отбраковывая те из них, которые энергобаланс ухудшают.

С момента вступления Человека в стадию Цивилизации (столь звучное название получила эпоха торжества КЭ-ЦЭ и дифференциации особей по цвету штанов товарного обмена и частной собственности) главным механизмом энергетической оптимизации стал для него маховик Цивилизации. Речь об этом опять же шла в заметке Записки из-за барьера по общей теории эволюции:

Для Homo Sapiens именно маховик Цивилизации, а не естественный отбор, стал основным неиссякаемым источником прорывных технологий, позволяющих ему присваивать энергию во всё возрастающих объёмах. Поддержание и ускорение его вращения в постоянно меняющихся по ходу социогенеза условиях стало главной и постоянной задачей Человека как биологического вида. Эмоциональный стимул к её решению – жажда потребления и накопления – стал главной движущей силой, побуждавшей к созданию энергоэффективных социальных структур не только во второй, но и во всех последующих фазах социогенеза. Энергоэффективная социальная структура понимается как структура, обеспечивавшая максимально быстрое вращение маховика Цивилизации.

Задача снижения социального трения

Лучший способ ускорить вращение маховика Цивилизации – снизить социальное трение, конкретнее – создать оптимальные условия для производства и сбыта товаров.

Незаменимым инструментом в снижении социального трения стало государство. Интегрируя гигантские территории, обеспечивая их связность, функционирование единого эквивалента стоимости, оно тем самым увеличивало ёмкость рынка и создавало идеальные условия для товарного обмена. А ещё государство решало задачи, подступиться к которым можно только при условии консолидации ресурсов – создание, развитие и поддержание общей инфраструктуры, общий силовой зонтик над объединяемой территорией. Решая их, государство тем самым в глобальном масштабе снижало издержки субъектов экономики, следовательно, повышало энергоэффективность производства. В этом и заключался его неоценимый вклад в снижение социального трения.

Социальные технологии третьей фазы социогенеза

Интеграция социумов уровня номов в мега-социумы задача архисложная. Так, низкое качество управления, не соответствовавшее уровню решаемых задач, существенно снижало энергетический выигрыш от вращения маховика Цивилизации, который мог не покрывать высокие накладные энергозатраты мета-голема. Тогда устойчивая стабилизация территорий в рамках государства оказывалась невозможной. Такого рода социальные структуры разрушались при малейшем ослаблении пассионарной энергии цементировавших их элит.

Поэтому в начале третьей фазы социогенеза стояла задача создания эффективных мета-големов. Её решение было бы невозможным без прорывных социальных технологий, принципиально менявших качество управления. Прежде всего, требовался прорыв в качестве работы с информацией. Его обеспечило появление иероглифической письменности и клинописи – полноценных инструментов кодирования на твёрдых носителях вербальной информации. Сопутствующим технологическим прорывом стало появление удобных твёрдых носителей. Здесь вне конкуренции оказался папирус. Новые информационные технологии обеспечили высокое качество фиксации информации, удобство её передачи, последующей обработки, а также низкий на тот момент интегральный уровень сопутствовавших данным процессам энергозатрат.

Ещё одной обеспечивающей технологией, необходимой для стабилизации огромных социальных структур, стал процесс непрерывной утилизации избыточных капиталов – своего рода технология внутреннего охлаждения социумов в случае энергетического перегрева. В Древнем мире ею овладел только Египет, которого единственного посетило счастливое прозрение: в эпоху Раннего и Древнего царства Египет сумел сгенерировать теологический механизм утилизации избыточных капиталов в бездонных кладовых погребальной индустрии.

Победитель в гонке социальных технологий

Мы не зря уделили в двух предшествующих заметках столько времени сравнительному социогенезу Египта и Шумера. Зато теперь можно вполне обосновано утверждать, что гонку социальных технологий в Древнем мире выиграл Египет. Его технологии оказались на голову выше и шумерских, и пост-шумерских. Ему не было равных в удобстве носителя символьной информации, качестве и сроках создания письменности, не говоря уже о технологии утилизации капиталов.

В итоге Египет оказался лучшим и в конструировании наиболее эффективного мета-голема. Таковым на тот момент оказался мета-голем, использовавший жёсткие централизованные механизмы прямого управления, опиравшиеся на высокого качества письменность и носители символьной информации, блокировавший дестабилизирующее воздействие на систему управления накапливавшихся избыточных капиталов. В терминах получившего широкое распространение новояза такого рода мета-големы называют тоталитарными. Они очень и очень нелюбимы Доминатом.

Итоги третьей фазы социогенеза

Все мета-големы 3-й фазы социогенеза, сумевшие интегрировать огромные территории, опирались, кто лучше, кто хуже, на жёсткие административные рычаги управления социумами. Сначала мета-големы более-менее устойчиво стабилизировали государственные образования, несколько позже – имперские. К появлению империй подталкивало внутреннее давление избыточных капиталов, не находивших точек приложения внутри системы.

В течение 3-й фазы продолжилось активное формирование в рамках интегрируемых территорий этносов и наций, выступавших комплиментарным фундаментом государственности. Если этносы являются естественными образованиями, то нации – политическими надстройками над ними.

Собственно этим социальное творчество социогенеза на этапе третьей фазы ограничилось. Но и этого очень немало:

Сводные итоги социогенеза с 1-й по 3-ю фазы выглядят следующим образом:

С каждой последующей фазой энергетическая эффективность социумов возрастала на порядки, что облегчало выживание вида Homo Sapiens. Однако по отношению к конкретному человеку социум становился всё более жёстким и жестоким, окрашиваясь из тёплых в холодные тона.

«Катастрофа бронзового века»

Окончание 3-й фазы социогенеза ознаменовала всеобщая катастрофа крупной государственности Древнего мира, получившая название «катастрофа бронзового века» или «бронзовый коллапс». Её начало обычно датируют концом XIII века до н.э. Однако по-настоящему всеобщая государственная дистрофия развилась начиная с XI и продолжалась вплоть до VII века до н.э. включительно. Коллапс сопровождался разрушением всех крупных государств и многих городов, катастрофическими изменениями в общественном укладе, утратой многих традиций, в ряде мест письменности.

Катастрофа охватила Микенскую цивилизацию, Египет и всю Переднюю Азию. Последняя включала в себя Малую Азию, в древности именуемую Анатолией, Месопотамию и Восточное Средиземноморье, называвшееся тогда Левантом:

Термин «катастрофа бронзового века» ввели археологи и историки. Из него следует, что длительное время катастрофу связывали с переходом от бронзы к железу. Железо имелось в гораздо большем, чем бронза, количестве. Это, якобы, позволяло вооружать более многочисленные армии, которые могли одолеть армии традиционных государств, использовавших бронзовое оружие, хотя оружие из железа и отличалось поначалу худшим качеством. Данный аргумент со временем подвергся критике, поскольку было установлено, что окончательный переход к железу произошёл уже после бронзового коллапса. Помимо этого сложно объяснить столь кардинальный и длительный коллапс государственности технологическим прорывом, результаты которого в условиях интенсивного товарного обмена легко тиражируются.

Причина, очевидно, заключается в ином, и мы попробуем её отыскать. Но прежде чем препарировать «катастрофу» попробуем почувствовать дыхание государственности Передней Азии накануне коллапса.

Расцвет государственности накануне «катастрофы бронзового века»

За пару столетий до финала 3-й фазы социогенеза случился бурный расцвет административной государственности. Повсеместно возникали относительно устойчивые, обычно на столетие-два-три, большие зоны разделения труда, некоторые из них имперского класса. Чемпионом по стабильности был и оставался Египет.

За пару веков до катастрофы, около 1400 до н.э., карта Передней Азии имела следующий вид:

Один из игроков – Среднехеттское царство – находился тогда в фазе упадка, поэтому основными системообразующими единицами выступили три царства – Египет, Вавилон и царство Митанни. Последнее владело высокой техникой коневодства и колесничного боя, что, вероятно, позволило ему подчинить не только Ассирию, но и семитские (аморейско-аккадские) города-государства на всем пространстве от Средиземного моря до гор Загросса, а также объединить мелкие хурритские племенные группы Месопотамии.

Административная государственность активно «дышала», и каждое столетие-два карта кардинально перекраивалась. Так, уже в XIII в. до н.э. Митанни потеряло политическое значение, и его территорию поделили растущее Новохеттское царство и недавний вассал Ассирия, окончательно добившая Митанни к 1250 до н.э. Чуть позже Ассирия на короткое время подчинила себе и Вавилон. Египет и Новохеттское царство сражались тогда меж собой за царства Амурру, Финикию и Ханаан, см. карту. В результате около 1220 до н. э., т.е. непосредственно накануне коллапса государственности, карта Древнего Востока на десятилетие-другое приняла ещё более лаконичный вид:

Цивилизованные земли поделили между собой древнегреческое Микенское царство, Хеттское царство, переживавшее свой заключительный расцвет, Ассирия, достигшая одного из пиков своего могущества, и традиционно Египет.

Вот здесь-то и начались события, которые принято относить к «катастрофе бронзового века» – нашествие «народов моря» с конца XIII в течение XII вв. до н.э. Если уж мы хотим разобраться в причинах кризиса, попробуем определить меру вины «народов моря» в столь грандиозном коллапсе.

Генезис «народов моря»

Начало коллапса связывают с потрясениями на северном побережье Средиземного моря, прежде всего на Пелопоннесе. В ту пору его населяли ахейцы, образовавшие в первой половине II тыс. до н.э. ряд микрогосударств – Микены, Тиринф, Пилос, Афины, Аргос и др. Сильнейшим из них были Микены. Как полагают, его правители возглавляли конфедерацию царств Пелопоннеса. По крайней мере, мы называем ту древнегреческую цивилизацию микенской:

Во второй половине XIII в. до н.э. по ахейцам нанесли удар дорийские племена с севера Греции. Огромная их масса снялась с насиженных мест и устремилась на юг, в богатые и процветающие области Средней Греции и Пелопоннеса. Большинство дворцов Микенской цивилизации и все укреплённые поселения подверглись разрушению. До 90 % небольших поселений Пелопоннеса были заброшены. Имеются свидетельства резкого снижения численности населения. Хозяйству микенских государств был нанесён непоправимый ущерб. Об этом свидетельствует быстрый упадок ремесла и торговли в районах, наиболее пострадавших от вторжения. Таким образом, на рубеже XIII-XII в. до н. э. микенской цивилизации был нанесён страшный удар, от которого она не смогла оправиться, ссылка.

Отчасти ахейцы были вытеснены на север Пелопоннеса в область, получившую название Ахея, см. карту. Многие ахейцы  бежали в Анатолию и на острова средиземного моря. А бежать было от чего: жителей равнинной местности превращали в собственность повсеместно возникавших рабовладельческих государств. Таким, к примеру, была Древняя Спарта – наиболее известный из дорийских полисов-государств, см. карту. В Спарте покорённые земледельцы звались илотами и находились на промежуточном положении между крепостными и рабами. Поскольку своим числом они сильно превосходили спартиатов, те держали их в повиновении посредством террора, как морального, так и физического.

Одним из орудий физического террора были криптии. Плутарх так описывает их: «Вот как происходили криптии. Время от времени власти отправляли бродить по окрестностям молодых людей, считавшихся наиболее сообразительными, снабдив их только короткими мечами и самым необходимым запасом продовольствия. Днем они отдыхали, прячась по укромным уголкам, а ночью, покинув свои убежища, умерщвляли всех илотов, каких захватывали на дорогах. Нередко они обходили и поля, убивая самых крепких и сильных илотов». Чтобы иметь формальное законное оправдание убийств илотов, выборные должностные лица государства ежегодно объявляли им войну. Одновременно спартанцы старались внушить илотам комплекс неполноценности и с моральной стороны. С этой целью им запрещали иметь оружие, петь военные песни, наоборот, их заставляли петь непристойные песни. Илотов принуждали носить шапки из собачьего меха и заставляли напиваться, чтобы показать молодёжи, как отвратительно их пьянство, и т.д.

Причина поражения ахейцев

Спарта возникла в XI в. до н.э. и долгое время была самым сильным в военном отношении греческим государством. В Спарте дольше всех сохранялся простой образ жизни, воинская доблесть и дисциплина граждан, что, как полагали античные авторы, было присуще именно дорийцам. По всей видимости, причина поражения южан-ахейцев заключалась в этом – в расслабленной относительно дорийцев неге и ослаблении духа.

Буря в стакане воды

Нашествие дорийцев вызвало цепочку переселений, не обошедших последствиями Левант и Египет. Вытесненные ими ахейцы потеснили население островов Эгейского и Средиземного моря. На островах появилось множество «лишних» людей – сами ахейцы и те, кого они потеснили. Неприкаянная масса вынужденно сорганизовалась в сообщества морских кочевников, получивших название «народов моря». Это были свободные от собственности воины моря, для которых жизнь – война, грабёж и поиск нового постоянного пристанища для себя и своих семей.

Естественно, в первую очередь под удар «народов моря» попали приморские территории. Прежде всего они как следует прошерстили побережье Леванта. К концу XIII века до н.э. под ударами «народов моря» прекратило своё существование царство Амурру, простиравшееся от г. Библ до г. Угарит. Был окончательно разрушен богатейший город-государство Угарит. Подверглись разрушению и не заселялись в течение тридцати лет все города вдоль приморской дороги Хора-Газа:

Левант: город-государство Угарит, царства Амурру, Финикия, Ханаан

Досталось не только Леванту. На рубеже XIII-XII веков до н. э. ахейцы приняли участие в войне с Троей, см. на самой первой карте. Ахейцы – они и есть те самые «данайцы, дары приносящие».

Не единожды «народы моря» пытались поживиться Египтом, прельщённые его богатствами. Рамсес II, правивший с 1279 по 1212 до н.э., уже на втором году своего правления, т.е. ещё до пришествия ахейцев на острова, отбил вторжение шерданов, разгромив их флот. Шерданы – морские разбойники, предки сардов, позднее заселивших Сардинию. Пленные шерданы были включены в египетское войско и затем воевали в его составе при отражении последующих вторжений «народов моря». Их было несколько.

В 1226 до н.э. Рамсес II отразил ещё одно нашествие «народов моря». В нём уже принимали участие ахейцы – они высаживали на африканском побережье десант для вторжения в Египет.

В правление фараона Мернептаха 1212-1202 до н.э. на Египет накатила следующая совместно с ливийцами волна «народов моря». Доля морских союзников в коалиции составляла не менее трети.

В 1176 до н.э. отразил вторжение «народов моря» Рамсес III 1184-1153 до н.э. Очередную коалицию составили филистимляне, чекеры, населявшие согласно древнегреческой мифологии древнюю Трою, шерданы и данайцы (ахейцы). В ряде ожесточённых сухопутных и морских сражений египтяне разгромили противника. Однако вторжение не прошло бесследно для Египта – он лишился контроля над Ханааном и Финикией. Два из входивших в коалицию народов – филистимляне и чекеры – осели в Палестине (Ханаан) на землях в окрестностях Газы. Осели с «согласия» фараона. Позже филистимляне делили, вернее не поделили Ханаан с иудеями.

Однако не следует преувеличивать значение бури в стакане воды на Средиземном море. Крупные континентальные державы Передней Азии вторжение «народов моря» даже не забрызгало. А Египет, непосредственно столкнувшийся с ними, выстоял.

Чисто пиратская история

Набеги «народов моря» на Крит, их экспедиции в Египет, вторжение в Амурру, разрушение многих городов Леванта – свидетельства того, что далеко не все их походы имели целью поиск нового пристанища. Чаще всего это была чисто пиратская история.

Весьма показательно вторжение в XIII в. до н. э. «народов моря» в Финикию. Пострадали только её северные земли, прилегавшие к Амурру, а вот юг Финикии остался в целости и сохранности. Его население без проблем продолжило проживать на прежнем месте. По всей видимости, здесь сработал известный принцип «ворон ворону глаз не выклюет»: финикийцы, помимо того что были морскими торговцами и самыми искусными мореплавателями Древнего мира, снискали себе дурную славу мастеровитых пиратов. Поэтому для других пиратов столкновение с ними было контрпродуктивной стратегией, поскольку жёсткий ответ мог настигнуть как на море, так и в любой спокойной гавани.

С гаванями тоже приключилась весьма примечательная история. В частности, с островом Кипр. До конца XIII в. до н. э. Кипр поочерёдно был вассалом Хеттского царства и Египта, пока на остров не проникли «народы моря», в их числе ахейцы. Пассионарный мореходный этнос сумел защитить инфраструктурный разрыв между островом и континентом, положив конец вассальной зависимости.

На Кипре, в отличие от остальных приморских территорий, подвергшихся грабежам и опустошению, вместо культурной деградации и разрыва с предыдущей эпохой наблюдалось медленное «врастание» ахейских традиций в местную культуру. Ахейцы продолжили использование кипро-минойского письма, знаки которого менялись постепенно. Культура острова, хотя и усваивала общегреческие культурные традиции, довольно сильно отличалась от материковой Греции. Параллельно греческой шла финикийская колонизация Кипра. В итоге на Кипре появились десять греческих и греко-финикийских городов-государств, а сам остров пережил небывалый расцвет. По всей видимости, Кипр на несколько столетий стал для пиратов аналогом Швейцарии или Лондона – неприкасаемой территорией, предназначенной для парковки награбленного и спокойного его проживания в комфортных безопасных условиях.

Не исключено, что пиратскую историю с «народами моря» сорганизовал крупный финикийский капитал. Он чутко уловил появление на морских просторах пассионарного, неприкаянного, искусного в мореплавании, огромного по меркам пиратства человеческого ресурса, который и использовал для собственного расширенного воспроизводства. В его логике глупо было не использовать.

Аналогичная Кипру история случилась и с Критом, но закончилась она раньше. Как и на Кипре, проникновение ахейцев привело к возникновению на Крите гибридной цивилизации, в которой минойские элементы сочетались с элементами материковой микенской культуры. Источники свидетельствуют, что в 1200 до н. э. Крит имел сильный флот и совершал пиратские набеги на Левант, участвовал в Троянской войне.

Пиратское счастье Крита прервали дорийцы: в X в. до н. э. они прибыли на остров и захватили крупные города. Были образованы свыше 100 городов-государств в основном с олигархической моделью правления по образцу Спарты. Как и двумя веками ранее на Пелопоннесе, коренные жители острова мигрировали в труднодоступные центральные и восточные районы Крита. И было от чего – на Крит была перенесена спартанская модель общества. Как в своё время на Пелопоннесе, социум был сегментирован пришельцами на четыре группы – дорийцы, периэки, клароты и миноиты. Две последние превратили в рабов без политических прав.

Дорийцы в целом, и спартанцы в частности, были в значительной мере сухопутным в сравнении с ахейцами этносом. Их основной специализацией было производство и товарный обмен, эффективность которых опиралась на огромную массу рабов. Поэтому с их приходом пиратская история на Крите на некоторое время отчасти зачахла.

Канун подлинной катастрофы

Итак, влияние «народов моря» на социогенез в Передней Азии и Египте не следует преувеличивать. Основные события «катастрофы бронзового века» развернулись не на узкой береговой линии и островах, а в континентальных глубинах, не в XIII-XII вв. до н.э., а в XI-X, и никак не были связаны с «народами моря». Поэтому «народы моря» из списка триггеров катастрофы смело вычёркиваем.

На континенте первым реальным пострадавшим, относимым к «бронзовому коллапсу» стало огромное Хеттское царство, занимавшее перед катастрофой всю Анатолию и большую часть Сирии. Отчасти его крушению поспособствовала соседняя Ассирия, но основной вклад внесло Фригийское царство. Его около 1200 до н. э. основали мигрировавшие с территории южных Балкан фригийцы (бриги). Хотя фригийцев традиционно относят к «народам моря», корректнее было бы именовать их «народом из-за моря» – это чисто континентальный этнос по типу дорийцев.

Хеттское царство всегда было довольно рыхлым конгломератом, разные части которого в значительной мере сохраняли самостоятельность от центральной власти. Неудивительно, что при появлении пассионарных соседей оно распалось и безвозвратно кануло в лету, тогда как его осколки продолжили существование в качестве самостоятельных государств. Их правители, хотя и считали себя законными правопреемниками Хеттской державы, не имели оснований под своими амбициями. Вскоре всех их ассимилировали другие более сильные социумы.

Все остальные крупные государства передней Азии в XII в. до н.э. в целом справились со своими проблемами – привычным противостоянием пассионарной кочевой компоненте и сильным соседним цивилизациям. Ассирия при Тиглатпаласаре I 1115-1076 до н.э. разгромила и отбросила глубоко в Анатолию племена восточных мушков. Вавилон при Навуходоносоре I 1125-1104 до н. э. не только восстановил государственность, но и нанес столь сокрушительное поражение своему извечному противнику Эламу, что упоминания о нём на три века исчезли из источников. О государственную мощь Египта разбились все волны народов моря.

Поэтому в целом XII в. до н.э. никак нельзя назвать кризисом административной государственности. Мало того, со второй половины XIII и весь XII в. до н.э., когда «народы моря» уже вовсю буйствовали на приморских территориях, Египет и Передняя Азия в целом пережили пору расцвета. После подписания в 1270 до н.э. Рамсесом II мирного договора с Хеттским царством в Передней Азии более чем на столетие установился относительный мир, что вызвало бурный всплеск торговой активности. Для многих держав и городов то был период небывалого экономического роста и укрепления благосостояния.

Активная фаза кризиса началась в XI в. до н.э. и для большинства государств продолжилась по VIII в. до н.э. включительно.

Уверенная поступь катастрофы

В 1070 до н.э. утратил своё единство Египет. Он вступил в III Переходный период, продлившийся до 664 до н.э. Для Египта то были времена разобщённости и владычества иноземных фараонов, сохранявших, впрочем, египетские традиции.

В 1069 до н.э. рухнула государственность Вавилона. В отличие от Египта, её падение сопровождалось полной утратой государственности, языка, традиций. Вавилон в качестве самостоятельного государства восстановился лишь в 614 до н.э. Однако то была государственность осевших на его землях кочевых племён халдеев. Халдеи не только стали правящей династией, но и заместили этническую доминанту – окружающие народы стали именовать вавилонян халдеями. Что перетекло из прежнего в новый халдейский Вавилон в неизменном виде, так это теневая власть олигархии. Об этом упоминалось в окончании заметки Опыт сравнительного социогенеза: Египет vs Шумер.

В XI в. до н.э. Ассирию тоже настигла катастрофа. Практически с середины XI и по конец X вв. до н.э. длился так называемый тёмный век Ассирии – период, из которого до нас не дошло почти никаких документов или надписей. Под ударами кочевников-арамеев Ассирия была отброшена на свои исконные земли, её экономическая и политическая жизнь пришла в полный упадок. Бывали периоды, когда правители Ассирии практически не контролировали территории вне стен городов.

«Тёмные века» Древней Греции продолжились с XII по VIII века до н.э. О них практически ничего не известно, поскольку им сопутствовал упадок культуры и утрата письменности. Дорийцы довершили разрушение остатков микенской цивилизации. Произошло возрождение родоплеменных отношений. Некоторые города, как, например, Афины, продолжили существование, однако их значение сузилось до локального поселения, торговые связи резко сократились, упал культурный уровень.

Все вместе эти события привели к угасанию торговых путей, снижению грамотности, частичной утрате письменности. На многих территориях кораблестроение, архитектура, обработка металлов, водоснабжение, ткацкое искусство, живопись были отброшены на века назад.

Теперь самое время ознакомиться с расхожими версиями причин катастрофы.

Версии причин «катастрофы бронзового века»

Среди возможных причин катастрофы фигурирует ряд версий. Первая из них, уже отвергнутая, прямо следует из названия – связана с переходом от бронзы к железу.

Одна из версий – повышенная тектоническая активность. Действительно, тот же город Угарит подвигло к катастрофе сильное землетрясение. Но сильные массовые повсеместные земные толчки не подтверждаются источниками.

В качестве возможной причины рассматривают длительную засуху. Предполагают, что в Восточном Средиземноморье установился более засушливый климат, послуживший толчком к коллапсу. Так, древнегреческие источники говорят о засухе после Троянской войны, но она имела место в Западной Анатолии. В результате её население было вынуждено мигрировать (здесь уместно вспомнить о фригийцах, потрясших Хеттское царство). Однако свидетельств того что засуха на длительный период охватила всю Переднюю Азию и Египет нет.

Одной из версий «бронзового коллапса» называют изменение в способах ведения войны, вызванного распространением литого бронзового оружия – копий и колюще-рубящих мечей. Полагают, будто бы такое оружие обнулило преимущество боевых колесниц – опоры традиционных армий. Предположение сомнительное, особенно учитывая длительность действия фактора – три-четыре столетия.

В качестве ещё одной причины катастрофы называют системный кризис. Данная точка зрения, пожалуй, наиболее верная. Однако столь широкая формулировка, хотя и даёт верное представление о содержании и глубине кризиса, де-факто оставляет открытым вопрос о его конкретных причинах.

Мы остановимся на последней версии и попробуем разобраться в истоках и проявлениях системного кризиса на примере Египта – самого устойчивого государства Древнего Мира. В этом нам помогут события из зарисовки Пьера Монтэ в «Египте Рамсесов».

Набожность египтян

Египтяне, по словам Геродота, были самыми набожными из людей. Они верили, что все на свете принадлежит богам, что боги – источник всеобщего процветания, что они знают все их помыслы и желания и могут в любой момент вмешаться в дела людей.

Все верили, что боги пекутся о бедняках. Когда всё оборачивалось против них, бог оставался их опорой. На суде бедняк, у которого нет ни серебра, ни золота для писцов, ни одежд для их слуг, вдруг видит, что сам Амон принял облик везира, чтобы правда восторжествовала и слабый одержал верх над сильным.

Рамсес II, покинутый своими воинами и окруженный врагами в битве при Кадеше, сумел преодолеть все опасности и победить лишь потому, что голос его долетел до Фив и был услышан Амоном.

Писец надеется, что бог Тот поможет ему стать более искусным…

Тяга богов к роскоши свойственна всем странам во все времена. Однако богатства египетских храмов в период Нового царства стали поистине невообразимыми. В них скапливаются все излишки. Главной заботой фараонов были постройка новых и восстановление старых святилищ.

И вдруг в социуме материализовалась сила, с лёгкостью преодолевшая в душах многих людей их прежний трепет перед богами.

Антипогребальная индустрия

В правление последних Рамсесов, а это XII и первая половина XI вв. до н.э., в Египте протекал процесс массового разграбления гробниц и храмов. Следующий фрагмент из «Египта Рамсесов» Пьера Монтэ даёт достаточно полное представление о титанических подвижках, происходивших внутри египетского социума, куда более фундаментальных, чем переход от бронзы к железу:

При последних Рамсесах невероятные события происходили в Фивах и, несомненно, по всему Египту. Кражи, злоупотребления властью, прочие преступления случались во все времена и даже при лучших из фараонов, но ещё никто никогда не видел организованных банд, которые грабили гробницы и храмы, где таились огромные богатства, охраняемые главным образом наивностью и суеверием народа. Начиная с Древнего царства, египтяне высекали на видном месте большими иероглифами предупреждение тому, кто будет вести себя недостойно в гробнице, кто ограбит или повредит статую, росписи, надписи или любой предмет погребального культа. За это ему обещали жестокие кары: «Того, кто содеет подобное против того-то, да сожрёт его крокодил в воде, да укусит его змея на земле! Никогда ему не совершат погребальных церемоний. Сам бог осудит его».

Так было раньше. Страх перед богами, ужас перед загробными карами оберегали храмы и гробницы, пока честная и бдительная стража охраняла некрополь к западу от Фив. Но вот пришёл день, когда стража забыла о своём долге. С этого дня все угрожающие надписи утратили свое могущество.

Первые ограбления некрополя произошли, как нам известно, на четырнадцатом году правления Рамсеса IX около 1126—1108 до н. э., однако в действительности они были далеко не первыми.

Стражники предпочли бы вообще закрыть глаза на преступления грабителей, но им в руки попались воры, которые обчистили гробницу фараона Себекемсафа. Благодаря дошедшим до нас отрывкам их допроса мы можем представить, как они действовали. Грабители работали вместе уже четыре года и, наконец, решились ограбить пирамиду Себекемсафа. С помощью медных орудий они прорубили в пирамиде узкий лаз. На это ушло много дней, но они смогли всё-таки добраться до подземных покоев. Грабители проникли сюда вовсе не для того, чтобы заниматься кропотливыми археологическими исследованиями. Они вскрыли позолоченные гробы. Благородная мумия фараона покоилась в гробу, рядом с нею лежал меч. Золотая маска закрывала лицо. На шее висели ожерелья и амулеты. Вся мумия была покрыта золотом. Грабители забрали всё золото, серебро, медь и драгоценности. Гробы они сожгли. Золото потянуло 160 дебенов – 14,5 кг. Его разделили на восемь равных частей и переправили через Нил.

Возможно, кто-то из грабителей не умел держать язык за зубами, а может быть, они возбудили подозрение у городской стражи. Так или иначе, Аменпанефера схватили и повели к «князю Города» Фивы Пасеру. Однако грабитель дал писцу квартала гавани двадцать дебенов золота, и тот отпустил его без лишних разговоров. Аменпанефер отыскал своих сообщников, и они «по-честному» переделили добычу. На сей раз каждому досталось только по семнадцать с половиной дебенов. Надо было возместить такую потерю, и шайка опять принялась за свои дела, которые шли вполне успешно, пока их, наконец, не схватили. Но Аменпанефер заявил: «Многие жители страны воровали так же, как и мы, и не менее виновны, чем мы»!

Какое-то время восемь грабителей содержались под стражей. Затем их решили передать верховному жрецу Амона, но к моменту перевода из городской тюрьмы в храмовое узилище грабителей осталось всего трое – все остальные сбежали. Аменпанефер продолжал свои гнусные дела, его ловили, отпускали, пока, наконец, новый арест не поставил его перед судьями.

Поначалу гробницы фараонов и частных лиц привлекали только работников каменоломен, каменотесов и ремесленников некрополя. Но вскоре к их шайкам присоединились мелкие чиновники западных храмов и самого некрополя, а также низшие жрецы. Бандиты шайки, в которой были жрец Пенунхеб и его четверо священнослужителей ухитрились снять ожерелье со статуи Нефертума, посвященной великому богу. Эта драгоценность, после того как ее переплавили, потянула на четыре дебена и шесть китов золота.

Другая шайка, в которой были жрецы, писцы и погонщики волов, ограбила «дом золота» фараона Усермаатра-сетепенра. Мы не знаем, что такое этот «дом золота» и где он точно находился. Его внешняя дверь из гранита с острова Абу запиралась медными засовами. Её створки были обшиты золотом. Жрец Кер и четверо его собратьев наведывались сюда не раз и уносили золото, которое обменивали в городе на зерно.

Однажды один из соучастников, пастух, затеял ссору: «Почему вы даете мне так мало»? Грабители вернулись к своей неистощимой сокровищнице и принесли еще пять китов золота. Купив за эти сорок пять граммов золота быка, они отдали его пастуху. Но писец царских документов Сетимес, услышав перебранку жрецов с пастухом, сказал им: «Я пойду и доложу верховному жрецу Амона!» Жрецы поняли с полуслова. За две вылазки в гробницу они вынесли четыре с половиной кита золота и этим купили молчание писца царских документов.

Египет обнаружил то, чего не видывал со времен гиксосов – разграбление вечных жилищ мертвых, но теперь этим занимались сами египтяне – ремесленники, писцы и жрецы. Следственная комиссия при Рамсесе IX 1126-1108 до н.э. под председательством чати, первого лица в Египте после фараона, занялась подсчетом убытков. Нам кажется, она не столько стремилась узнать истину, сколько старалась её замолчать. Грабителей хватают. За малую толику золота их отпускают, и они опять берутся за свое дело. Грабители пользуются переводом из тюрьмы «князя Города» в тюрьму верховного жреца, чтобы преспокойно улизнуть оттуда.

Донесения и допросы по поводу этих грабежей составили довольно толстый том. Однако они касаются только второстепенных дел, и в этих записях упомянута лишь одна ограбленная гробница фараона. Тогда как менее чем за тридцать лет почти все гробницы в Долине царей и в Долине цариц были вскрыты и ограблены. Грабители, промышлявшие в этом районе, не добрались только до гробниц Тутанхамона и царицы Аххетеп.

Что касается соседнего некрополя, где покоились простые горожане, певцы, их предки, то он представлял собой плачевное зрелище. Здесь были ограблены все без исключения гробницы. Преступники вытаскивали мумии из деревянных и каменных гробов и, сняв золотые и серебряные украшения, прихватив всю погребальную утварь, бросали на землю.

Пример был подан сверху. И маленькие люди с маленькими средствами последовали ему, тем более что в смутные времена жизнь неимоверно вздорожала. Продуктов не хватало, и меняли их только на золото или серебро. Сообщники некоего Бухафа признаются, что за свою часть добычи приобрели кто поля, кто зерно и ткани, кто рабов.

Покупка раба не могла остаться незамеченной, потому что подобные сделки регистрировались в официальных конторах. Поэтому судья, узнав, что люди малого достатка купили раба, интересуется, откуда такие средства.

«Судебный писец спрашивает фиванку по имени Иринефер:

– Что ты скажешь о серебре, которое принес Панехси, твой муж?

– Я его не видела.

Писец настаивает:

– На какие средства ты вместе с ним приобрела этих слуг?

– Я не видела серебра. Он приобрел их, когда был далеко, когда он был там.

Судьи задают последний вопрос:

– Откуда серебро, которое Панехси велел переплавить для Себекемсафа?

– Я его выменяла на зерно в год гиен, когда все голодали».

Суд не нашел нужным уточнять, что подразумевала обвиняемая под «годом гиен». Это было общепринятое выражение, полагают, всего лишь образное.

Нельзя сказать, что разграбление гробниц имело место только в правление последних Рамсесов. Грабительские набеги на гробницы начались ещё при гиксосах (II Переходный период) и продолжились и с их изгнанием. Это вынудило перенести с середины XVI в. до н.э. все захоронения фараонов в Фиванский некрополь. Для патрулирования долины Царей были сформированы специальные отряды. Тогда грабителей удалось обуздать. И вот при поздних Рамсесах проблема вновь вышла из-под контроля, теперь окончательно. В XII-XI веках до н.э. ограбления приняли массовую организованную форму. Сформировалась своего рода индустрия грабежей, вовлекшая простолюдинов, жрецов, чиновников.

Социум переживал фундаментальное потрясение: если тончайший слой аристократии уже давно проникся страстью к блестящим металлам, то теперь это высокое чувство пронзило рабочее тело социума. Оно породило новый латентный культ Золотого Тельца, окормляющий широчайшую паству:

Волки и овцы

Золото и серебро, пленив души людей, разделило социум на овец и волков. Овцы – те, кто продолжал искренне верить в Бога, боялся или не желал преступать моральные табу. Таковых оставалось подавляющее большинство. Волки – те, кто поклонялся исключительно Золотому Тельцу и с лёгкостью пренебрегал любыми божественными заповедями и моральными запретами.

Волки отныне не боялись богов, они яростно вожделели металла и били поклоны в первую очередь золотому идолу. Это фундаментальное изменение имело далеко идущие последствия. Хотя волков всегда было много меньше, чем овец, они правили и до сих пор правят бал. Алчностью, активностью, готовностью преступать законы, боговы и кесаревы, волки подчиняли себе социумы, рассматривая овец  в качестве пищевой биомассы, необходимой для воспроизводства артефактов «церкви» Золотого Тельца. Социум содрогнулся пред силой жёлтого металла.

Но появление нового культа было не единственной проблемой. Попутно шли серьёзные изменения в процессах товарного обмена.

Финансовая революция XII-XI веков до н.э.

Драгоценные металлы ещё со времён Древнего царства выступали в качестве денег и служили инструментом накопления капиталов. При этом они не попадали за пределы премиум контура экономики, обслуживавшего аристократию. В среде простолюдинов металл не обращался, хотя и служил виртуальной мерой стоимости товаров. Товарный обмен меж простыми тружениками был бартерным, в товарном эквиваленте осуществлялась и оплата труда. На это, в частности, указывает Пьер Монтэ, и не только он.

Однако со второй половины II тыс. до н.э. деньги постепенно просачивались в среду простолюдинов. Появились сферы труда – ратный, ремесленнический и пр., которые частично оплачивались металлом. Ещё одним каналом диффузии металла в социум стали кочевники. Постепенное увеличение массы денег в обороте увеличивало объём их добычи в металлической форме. Расходуя металл на приобретение продуктов земледелия и ремесленных изделий, кочевники тем самым запускали его в оборот меж простолюдинами.

Ближе к концу II тысячелетия до н.э. разграбление гробниц и храмов практически одномоментно выбросило в обращение огромную массу золота и серебра. Это имело следствием практически революционную его перестройку: если перед поздними Рамсесами товарно-денежный обмен между простыми тружениками был редчайшим исключением, то при них он стал если не нормой, то как минимум обыденностью.

Таким образом, в экономике начали параллельно функционировать сразу два механизма обмена – бартерный (товар-товар) и товарно-денежный (товар-деньги-товар). В первом товары обменивались напрямую, во втором посредством высоколиквидного эквивалента – металла. Такого рода изменения наверняка коснулись всего цивилизованного Древнего Мира, просто в Египте они были наиболее ярко визуализированы.

Дестабилизация товарного обмена

В зарисовке Пьера Монтэ присутствует важное наблюдение о времени накануне «бронзового коллапса»: «…тем более что в смутные времена жизнь неимоверно вздорожала. Продуктов не хватало, и их меняли только на золото или серебро».

Следует понимать, что продуктов не могло не хватать в продолжение десятилетий, вплоть до четырёх столетий – именно столько продолжалась смута в Египте. Государства Передней Азии также зависли в смуте на столетия. Земля меж тем продолжала возделываться, урожаи собираться.

Посмеем предположить, что истоки проблемы в общей дестабилизации товарного обмена. А вывели его из равновесия озвученные выше кардинальные изменения в товарно-денежных отношениях. Дело в том, что изменения эти отразились на экономическом поведении всех субъектов обмена и запустили в действие самые общие законы товарно-денежного обмена.

Проблема «плохих» и «хороших» денег

Когда в экономике циркулируют «хорошие» и «плохие» деньги, начинает действовать закон Грешема, известный ещё как закон Коперника-Грешема. Он гласит: «Худшие деньги вытесняют из обращения лучшие».

Деление денег на «хорошие» и «плохие» определяется их 1) ликвидностью – лёгкостью обмена на все прочие товары, 2) удобством хранения и транспортировки, 3) способностью не менять свой товарный эквивалент в процессе хранения, т.е. не портиться. По всем данным параметрам драгоценные металлы определённо выигрывали у любого товара. Естественно, что металл занял нишу «хороших» денег, как следствие, стал наиболее желанной целью обмена. Теперь в процессе реализации любого товара всё больше субъектов обмена желали получить его эквивалент в металлической, а не товарной форме, а получив его, не торопились расстаться с ним. Как следствие, товарно-денежный обмен замедлялся.

Проблему усугубило оседание металла в нижних слоях социума, которые условно можно назвать средним классом. Появление в руках простолюдинов идеального инструмента накопления сделало для них осязаемыми понятия сбережение, прибыль, капитал. Пусть размеры их накоплений не шли в сравнение с капиталами аристократии, сама прослойка была несопоставимо шире. Соответственно, объём денег, откладываемых ими в сбережениях, был весьма ощутимым.

В итоге всё протекало в полном соответствии с законом Грешема – металл вымывался из обращения. И это имело неприятные последствия.

Дестабилизация денежного обращения

В условиях дефицита металла, субъекты, производившие товары с избытком – сверх необходимого для личного потребления, имели возможность придерживать излишек в течение длительного срока в ожидании предложения желанного металла. Данный факт и отметил Пьера Монте: «отныне товары предпочитали менять на золото или серебро». В результате замедлялся не только товарно-денежный обмен, но и товарный.

Меж тем недостаток на рынке даже 2% товарной массы порождает дефицит. Недостаток же 3-4% приводит к жестокому дефициту. Дефицит в свою очередь всегда ведёт к удорожанию товаров, и в первую очередь падает стоимость единицы труда. В итоге за одну и ту же работу труженик получал меньшее товарное вознаграждение, что и отмечалось: «в смутные времена жизнь неимоверно вздорожала».

При параллельном функционировании бартерного и товарно-денежного обмена, сколько бы драгоценного металла не вбрасывалось в оборот из гробниц, его предложение вскоре становилось критически недостаточным для поддержания должной интенсивности товарно-денежного обмена.

Таким вот образом расширение товарно-денежного обмена стало причиной товарного дефицита и роста цен, в свою очередь провоцируя смуту. Правильнее было бы сказать: «жизнь вздорожала, что приближало смутные времена». Последовавший за этим кризис государственности лишь усугубил дестабилизацию товарного производства и обмена.

Первый внутрисистемный сбой

Итак, расширение товарно-денежного обмена включило в действие его законы, несущие, как мы выяснили, серьёзные последствия для социумов. Перед мета-големами встал совершенно новый, доселе им неведомый класс задач, связанных с регулированием денежного обращения в целях его стабилизации.

Прежде всего, необходимо было вытащить хорошие деньги из кошельков и заначек, дабы вернуть их назад в оборот. Сделать это можно только через 1) инвестирование, запускающее капиталы назад в обращение, 2) инновационное или элитарное потребление, запускающее в обращение сбережения, 3) целенаправленные управляющие действия со стороны регулятора.

Древнему миру было присуще крайне медленное инновационное обновление, поэтому, объём инвестирования был незначительным. Соответственно, незначительным был и объём инновационного потребления – имеется в виду потребление принципиально новых товаров, стимулирующих потребителей к расставанию с деньгами. В этих условиях одному лишь элитарному потреблению было не под силу сбалансировать денежное обращение, поскольку существенное количество металла оседало теперь вне слоя аристократии, которому элитарное потребление не присуще.

Положение отчасти спасала внешняя торговля, во многом стимулировавшая именно элитарное потребление:

Не исключено, что в том числе благодаря ценности данного механизма период с первой половины XIII по конец XII вв. до н.э. стал в Передней Азии временем относительного мира и бурного расцвета межгосударственной торговли. Но опять же добавление к элитарному потреблению внешней торговли было недостаточно, чтобы сбалансировать денежное обращение.

Требовались принципиально новые регулирующие воздействия со стороны мета-големов на систему денежного обращения. Таковым, к примеру, могло стать частичное налогообложение  аристократии и среднего класса в денежной форме с последующим возвратом металла в обращение посредством госрасходов. Дабы металл не придерживали, и он сразу же не оседал в сбережениях, расходовать деньги следовало через низкодоходные слои социума, которым накопление не свойственно:

Однако традиционные мета-големы Древнего мира не то чтобы не могли прийти к такому решению, они категорически противились взиманию налогов в нетоварной, металлической форме. При сборе налогов не в товаре, а в металле задачи учёта и перемещения сборов, их хранения и последующего распределения существенно упрощались. Поэтому срабатывал инстинкт самосохранения – ведь даже частичный переход к энергоэффективному сбору налогов в металле предполагал существенное усыхание рабочего тела мета-големов. Здесь их чаяния совпадали с капиталом, тоже следовавшем инстинкту личного самосохранения в наиболее ликвидной металлической форме: никто из получивших металл не желал расставаться с ним без крайней на то нужды или эмоционально сильного желания.

Второй внутрисистемный сбой

Примерно с середины XIII в. до н.э. в Передней Азии затихли процессы имперской экспансии. Имеются в виду не военные конфликты, а относительно устойчивая интеграция захватываемых территорий. А ведь присоединяемые экономические кластеры, способствуя углублению разделения труда, тем самым повышали энергоэффективность социумов. И вот этот важнейший для крупных социальных систем стабилизирующий механизм оказался выключенным.

У остановки экспансии, несомненно, были серьёзные энергетические основания – удержание территорий сверх уже достигнутых размеров стало чрезмерно энергозатратным и оттого энергетически нецелесообразным. Конкретнее, дальнейшая экспансия упёрлась 1) в военные ограничения, 2) в предел управленческой компетенции традиционных мета-големов. Разберём их.

1) Источником военных ограничений стал низкий уровень мобильности традиционных имперских армий, более не соответствовавший размерам империй и мобильности окружавших их кочевников. Соответственно, империи утратили способность адекватно реагировать на внешние вызовы. Задачу повышения мобильности можно было решить только существенным увеличением конных частей. Однако основные крупные государства опирались на традиционные районы земледелия, которые не обеспечивали достаточного воспроизводства лошадей. Для этого требовалась экспансия в степь, иными словами, устойчивая интеграция в состав империи полукочевых этносов (интегрировать кочевые было в принципе невозможно). Однако немобильные армии традиционных государств не годились для принуждения к интеграции огромных масс кочевников, пересевших на лошадь.

Сложившуюся ситуацию можно интерпретировать как военный цугцванг. В целом, военная индустрия лишилась способности эффективно компенсировать возникавшие огромные внутрисистемные риски крупных мета-големов. Нецелесообразность продолжения экспансии и важность внешней торговли удерживали от агрессии лучше любых мирных договоров. Крупные государства вышли из режима взаимной экспансии. Они лишь шерстили мелких соседей, а особенно в этом преуспевала Ассирия, сделавшая акцент именно на военной индустрии, и перешли к защите от агрессии со стороны кочевников. Из крупных держав в XII веке до н.э. серьёзно сталкивались меж собой только Ассирия и Вавилон: в 1223 до н.э. Тукульти-Нинурта I завоевал вавилонское царство, подвергнув его жесточайшему разграблению. Но правила Ассирия Вавилоном совсем недолго.

2) Предел управленческой компетенции традиционных мета-големов приблизило усложнение управления огромными расширявшимися системами. Прежние информационные технологии уже не отвечали уровню управленческих задач, а это были не только озвученные выше новые задачи регулирования денежного  обращения. Усложнение управления было связано ещё и с общим ростом числа хозяйствующих субъектов, соответственно, усложнением хозяйственных отношений, а также с банальным ростом численности населения. По оценкам в период с 4000 по 1000 гг. до н.э. в целом число жителей Земли выросло с 7 до 50 млн. человек. Рост этот происходил не только за счёт освоения новых территорий, но и вследствие увеличения плотности населения в традиционных ареалах его обитания. Поэтому дальнейшее управление сверхбольшими системами требовало помимо новых военных также и новых управленческих технологий, таких как быстрое, общедоступное и энергосберегающее фонетическое письмо. Меж тем его внедрение означало бы существенное сокращение касты писцов с одновременной существенной девальвацией их уникальной компетенции носителей сложной письменности. Традиционные мета-големы, следуя всё тому же инстинкту самосохранения, были принципиально невосприимчивы к такого рода управленческим инновациям.

Обобщаем проблемы накануне «бронзового коллапса»

Итак, в канун «бронзового коллапса» стартовал переход от бартерных к товарно-денежным отношениям. Процесс этот был весьма не тривиальным и порождал серьёзные проблемы – разбалансировку системы денежного обращения, товарные дефициты, рост цен. Проблемы эти требовали столь же нетривиальных социальных технологий: 1) постепенное внедрение металлической формы налогообложения в качестве меры регулирования денежного обращения, 2) переход к энергосберегающему фонетическому письму. К последнему взывал и рост сложности сверхбольших социальных систем, соответственно лавинообразное усложнение процессов управления ими. Мы выяснили, почему внедрение данных новшеств категорически отторгалось традиционными мета-големами.

К дополнительным проблемам, вызванным всё тем же переходом от бартерных к товарно-денежным отношениям, относятся ускорение накопления капиталов и рост числа сторонников культа Золотого Тельца. Систему в значительной мере могла бы охлаждать успешная военная экспансия, открывавшая простор для высоко рискованных инвестиций в военную индустрию и в последующий процесс интеграции новых территорий. Но она испытывала коллапс, который традиционные мета-големы были не в состоянии разрешить.

Главный источник системного кризиса

Сложившуюся накануне «катастрофы бронзового века» ситуацию действительно следует характеризовать как системный кризис. Только причины его не в плохих урожаях, не в переходе от бронзы к железу, не в сейсмической активности и прочих лежащих на поверхности факторах. Теперь мы в состоянии назвать главный источник кризиса.

Выше уже упоминалось, что непреодолимой стеной на пути назревших изменений и новых социальных технологий встали традиционные иероглифические и клинописные мета-големы. Изменения эти означали бы их кардинальное переформатирование и усыхание, соответственно, инстинкт самосохранения диктовал им их отторжение. Поэтому-то традиционные мета-големы и следует считать истинным источником коллапса. Причины кризиса исключительно внутрисистемные: отторжение мета-големами новых социальных технологий, как следствие, несоответствие качества управления требованиям к нему.

Ниже приводится иллюстрация одного из проявлений управленческого коллапса на примере Египта.

Наглядный пример Египта

Египетская иероглифическая письменность была очень энергозатратной. В ней около 6000 знаков, при этом некоторые иероглифы имеют чисто звуковое значение, не неся никакого смыслового. Усвоение и поддержание навыков письма требовало огромного труда и постоянной практики. По оценкам только 1–3% населения Древнего Египта умели читать и писать. Искусство владения письмом было прерогативой консервативной, приверженной традициям касты писцов.

Даже в среде элиты грамотность тоже была редким явлением. Хотя бы потому что требовалась постоянная тренировка навыка. По косвенным свидетельствам лишь некоторые из фараонов владели грамотой. Судя по свидетельствам, правители древней Месопотамии умели читать и писать ещё реже. Возможно, это связано с тем, что клинопись сложнее, чем иероглифика и иератическое письмо. Таким образом, без касты писцов элита традиционных мета-големов была слепой и немой.

После изобретения алфавита и перехода к фонетическому письму Египет начал безнадёжно проигрывать по критерию «энергоэффективность письменности». Египтяне, следуя традициям, навязанным им их мета-големом, долго не могли совершить переход к фонетическому письму, которое принципиально снизило бы потенциальный барьер перед овладением грамотой и существенно проредило бы элитарную касту писцов. Таким образом, в I тыс. до н.э. мощь и сила традиций египетского мета-голема превратились из фактора лидерства в фактор отсталости. В эволюции подобное случается сплошь и рядом, когда эволюционное преимущество превращается в тормоз на следующих витках эволюционной гонки. С налогообложением в металлической форме ситуация, следует полагать, обстояла точно также как и с фонетическим письмом, по тем же причинам.

В итоге, Египет поплатился утратой на четыре столетия единой независимой государственности. В условиях деклассированного мета-голема  Египту в VII в. до н.э. всё же удалось упростить иероглифическое письмо и иератику в беглую демотику, но не удалось превратить её в полноценное фонетическое письмо. По-видимому, сказалась сила древних традиций.

Момент создания демотики на базе курсивной иератики совпадает с восстановлением Египтом государственности. Число знаков в ней сократилось до 270, кардинально увеличился объём слов, написанных алфавитными знаками. Демотика мгновенно вытеснила иератическое письмо из административных и юридических документов.

Однако, полумеры не позволили полностью компенсировать проигрыш фонетическому письму в энергоэффективности, что не преминуло сказаться на качестве египетской государственности. Её мы обсудим несколько позже в заключительной заметке, посвящённой великой цивилизации древности.

Иератика и иероглифика полностью изжили себя только в IV, демотика в V в. нашей эры.

Факторы, способствовавшие разрешению кризиса

Итак, ближе к концу II тыс. до н.э. возникла патовая ситуация – монолит мета-големов, управлявших сверхбольшими социальными организмами, стал непреодолимым препятствием на пути социогенеза. Выход из ситуации был единственный – через смерть традиционных мета-големов: все крупные государства Древнего мира должны были «умереть», чтобы «родиться» вновь в обновлённом виде. Это был единственно возможный способ кардинально переформатировать мета-големы и инсталлировать энергоэффективные социальные технологии: создать новые мета-големы на фундаменте разрушенных традиционных.

Но чтобы «убить» крупные государства требовалось действие разрушающих факторов, которым они не смогли бы противостоять.

Внутренним фактором стал Капитал, ускоренное накопление которого происходило вследствие расширения денежного обращения. Ситуацию можно характеризовать как перегрев системы, способный расплавить властную вертикаль. Дестабилизации власти способствовало и синхронизированное с расширением денежного обращения резкое увеличение числа адептов «церкви» Золотого Тельца из числа простолюдинов и чиновников. Отныне их души не менее Капитала вожделели золота и серебра, дававшего, помимо благ, почитание и подобострастие единоверцев. Все они готовы были служить Золотому Тельцу, исполняя любые востребованные им богомерзости, естественно, стали подсобным рабочим материалом Капитала в разрушении властной вертикали.

Внешним фактором, оказавшим мощнейшее дестабилизирующее воздействие на могучие традиционные мета-големы, стали кочевые племена. В заметке  Опыт сравнительного социогенеза: Египет vs Шумер – выводы мы обсудили роль кочевников в качестве «чистильщиков дряхлых цивилизаций»: их добычей могли становиться не только ресурсы, но и сама административная власть, когда перманентная внутренняя агрессия избыточного капитала вконец изматывала мета-големы. Тем самым «народы степи» выступали чистильщиками, убиравшими со сцены социогенеза хлам – неспособных к дальнейшей эволюции мета-големов с убитой капиталами иммунной системой.

Накануне «катастрофы бронзового века» фактор кочевых племен существенно усилился вследствие наблюдавшегося расцвета их военной индустрии.

Военная индустрия кочевых племён накануне коллапса

Для кочевников металлизация товарного обмена принципиально изменила ситуацию. Как мы уже обсуждали, рост денежного обращения поспособствовал ускорению накопления капиталов и сбережений. Последние были гораздо мельче, существенно более массовыми и гораздо хуже защищёнными. Если у аристократии при внезапном вторжении ещё была возможность спастись бегством вместе со своими капиталами, то у простолюдинов её не было.

Отныне во время набегов кочевники могли пренебречь натуральной добычей, объёмной и тяжёлой, требующей медлительного обоза, отход которого в степь сложно прикрывать от возможного ответного удара. Теперь стало энергетически целесообразным экспроприировать драгоценные металлы – компактную добычу, которую вполне можно унести на крупе лошади, растворяясь в степной дали столь же быстро, как и материализоваться из неё. Затем на эти деньги можно было купить всё необходимое для жизни объёмное и тяжёлое – то, что медленно перевозится.

Столь принципиальные изменения привели к осознанию кочевниками войны не только в качестве инструмента присвоения недостающих для выживания материальных ресурсов, но и в качестве военной индустрии – способа расширенного воспроизводства вкладываемых в неё капиталов.

Первыми осознали изменения морские кочевники – «народы моря». Начиная с XIII века до н.э. появление массовых сбережений в металле сделало целесообразным грабёж не только купеческих судов, но и прибрежных территорий. Для этого, конечно, требовался обширный и квалифицированный в морском деле человеческий ресурс, благо дорийцы вытеснили на острова мореходный этнос ахейцев. Это сгенерировало критическую неприкаянную массу «народов моря», необходимую для запуска и поддержания процесса.

В среде континентальных кочевников действовал свой фактор, благоприятствовавший превращению сухопутного «пиратства» в высоко прибыльную индустрию. Им стало массовое освоение лошади. Лошадь, напомним, появилась в Месопотамии и Восточном Средиземноморье во II тыс. до н.э. Когда её востребовала военная индустрия, разведение лошади стало ключевым производственным процессом кочевых племён. Сделать это было несложно – сам образ жизни кочевников был составной частью процесса.

Массовое освоение лошади превратило армию кочевников в подобие континентального флота. Такая армия, как и флот, обладала большой поражающей мощью, имела возможность быстро перемещаться на огромные расстояния, эффективно нарушать внутриконтинентальные коммуникации, неожиданно осаждать и захватывать крепости и города и затем быстро разрывать дистанцию, растворяясь в просторах моря степи, тем самым уходить от ответного удара.

Разыгралась «весёлая» континентальная игра «поймай меня, если сможешь». Доступные кочевой армии дистанция и скорость маневра, количество и качество перемещаемых сил превысили возможности традиционных континентальных армий противостоять им. Слабеющие, отравленные избыточными капиталами консервативные мета-големы не смогли дать ответ, адекватный вызову.

Список могильщиков великих цивилизаций Древнего мира

Уже упоминалось, что могильщиком Микенской цивилизации в XIII-XII веках до н.э. стали дорийцы. Хеттскому царству чуть позже «помогли» фригийцы. Около 1070 до н.э. под давлением ливийских племён мешвешских берберов сдал им свою государственность Египет, в 750 до н.э. берберов потеснил союз кушитских (нубийских) племён.

Роль могильщиков традиционных мета-големов Месопотамии и Восточного средиземноморья, как крупных, так и мелких, выпала на долю семитских племен кочевников-арамеев. На пару столетий, XI-X вв. до н.э., они стали доминирующей в Передней Азии военной и социальной силой.

Арамеи не только разрушили традиционную государственность Месопотамии, но и сыграли неоценимую роль в её последующем восстановлении, привнеся необходимые для этого социальные технологии. В следующей заметке мы как раз и обсудим их вклад в восстановление большой государственности на этапе выхода из «бронзового коллапса», а также роль Ассирии, в значительной мере «инфицированной» арамеями.

Вообще, следует отметить, что «катастрофа бронзового века» и период выхода из неё богаты на события, ставшие ключевыми для перехода от цивилизации Древнего мира к нашей текущей «денежной» Цивилизации. Этому и будут посвящены пара-тройка ближайших заметок.

Июль 2017

Источник