Александр Оноприенко

Заметка посвящена эволюции Домината в интерьере Финикии. Вкратце пробежимся по её истории, включая создание первой морской империи, и основным особенностям этого якобы этноса, якобы государства. Параллельно обратим внимание на практики Больших Капиталов, позволившие им начать шаг за шагом восхождение к вершине абсолютной власти.

Геофизическое положение Финикии

Вдоль средней части Левантийского побережья у подножия поросшего густыми кедровыми лесами Ливанского хребта узкой полосой длиной в 200 миль протянулась страна, которую сами местные жители называли Ханааном, а  древние греки Финикией. Начиналась она на территории современного Израиля и занимала почти всю прибрежную полосу современного Ливана и часть побережья Сирии.

Безусловно, расцвету Финикии благоприятствовали геофизические факторы – невероятно удачное расположение в центре торговых путей между великими цивилизациями Древнего мира, благоприятный климат и произрастание в больших объёмах ценной древесины, пригодной для строительства флота.

Прежде всего, Ханаан связывал короткий и удобный морской путь с Египтом – самой богатой цивилизацией древности, что позволило Финикии стать главной перевалочной точкой на торговых путях, соединявших Египет с остальным Древним миром – Месопотамией, Сирией, Малой Азией, Грецией:

Чем Финикия обладала в избытке, так это знаменитым ливанским кедром и елью — подарок гор. С востока побережье Финикии защищал Ливанский хребет, высшая точка которого – гора Курнет-эс-Сауда 3088 м. Хребет нигде не отступает от кромки моря далее, чем на 30 миль:

Горы обеспечили не только наличие климатической зоны, благоприятной для произрастания леса. Экранируя воздушные потоки, они добавили к благодатному средиземноморскому климату Финикии повышенный уровень летних осадков. Но узкая полоска плодородных долин принципиально ограничила потенциал роста земельных капиталов и не могла прокормить быстро возраставшее население, занятое ремёслами и обслуживанием инфраструктуры морской торговли. Все вместе эти факторы предопределили экспортную ориентацию Финикии.

Современными генетическими потомками финикийцев являются ливанцы, особенно ливанские христиане-марониты, а также мальтийцы – наглядное свидетельство финикийской колонизации средиземноморья.

Ливанский кедр

Кедр – национальный символ Ливана. Он изображён на флаге, гербе, деньгах, монетах, на почтовых марках и полицейских касках, на хвостовом оперении самолетов, на высшей награде Ливана – Национальном ордене Кедра. Основания тому лежат в древности: ливанский кедр и ель были первым и на тысячелетия главнейшим торговым ресурсом Финикии, одновременно – и источником её морской мощи. Это был эксклюзивный, дефицитный, чисто финикийский товар.

Кедры – очень крупные 40-50-метровые деревья с мощным стволом до семи и более метров в диаметре. Живут до двух иногда трёх тысяч лет. Растут медленно: до 150–300 лет тянутся ввысь, не отличаясь по виду от молодых ёлочек, и лишь затем начинают разрастаться вширь. Древесина отличается высокой прочностью и в то же время легко поддаётся обработке, поистине нетленная – не подвержена гниению и не боится вредителей, к тому же издает тонкий аромат:

Леса нещадно эксплуатировались с III тыс. до н.э., сначала в интересах Египта, двумя тысячелетиями позже – в интересах морской торговой империи Финикии. Несколько позже персидские цари, затем римляне пытались поставить под контроль вырубку лесов, но жажда наживы продолжила нещадно истреблять кедр. Остатки реликтовых лесов добили во время второй Мировой Войны британские войска, вырубавшие кедр для строительства железной дороги и в качестве топлива для паровозных топок.

Созданное в 1943 г. Ливанское государство объявило практически исчезнувший кедр национальным достоянием, но по факту вырубка прекратилась только после того, как вырубать, собственно, стало нечего. Журналисты часто называют Ливан «страной кедров», впрочем, необоснованно: некогда огромные леса сократились до нескольких сотен экземпляров деревьев, растущих в единичных изолированных рощах. Что ж, нет ничего мощнее зова личной выгоды.

Неизбежный выбор

Ориентация Финикии на Древний Египет в качестве главного торгового партнёра следствие стечения геофизических факторов: 1) прибрежное расположение, 2) близость к Египту, 3) удобное положение Финикии в качестве точки коммутации морских торговых путей с континентальными, 4) наличие кедра – эксклюзивного экспортного товара и одновременно материала для строительства судов.

Именно в финикийских городах было удобнее всего перегружать разнообразные товары, прибывшие на караванах из внутренних районов Сирии и Месопотамии, на корабли и везти их дальше. Именно оттуда легче всего было вывозить главное богатство Финикии – ливанский кедр.

Из финикийских городов Библ первым установил контакты с Египтом, оказавшиеся очень устойчивыми. Еще в IV тысячелетии до н. э. в Египет привозился ливанский кедр. В царствование фараона Снофру 2613-2589 до н.э. в Египет прибыли сорок кораблей, груженных кедром, И.Ш.Шифман, «Карфаген».

Фараон Снофру, напомним, известен возведением в Дахшуре двух красивейших гигантских пирамид – Розовой и Ломаной.

Опасный, но очень доходный бизнес

Корабли, предназначавшиеся для перевозки грузов на сравнительно небольшие расстояния, строились, видимо, по образцу рыбачьих лодок. Это были одномачтовые суда с небольшой осадкой, высоко поднятым носом и кормой и огромным четырехугольным парусом. Парусу можно было придать любое положение по отношению к корпусу судна, что позволяло маневрировать. Шпангоуты обшивались досками, щели тщательно конопатились. Каких-либо продольных или поперечных связей не было – фактически борта были соединены палубным настилом.

Используя попутные течения, на таком судне можно было проделать путь от устья Нила до мыса Кармель, самой южной точки Финикии, за одни сутки; на обратную дорогу требовалось от восьми до десяти суток.

Шерсть, древесину и оливковое масло в больших глиняных кувшинах купцы хранили на палубах. Привозили финикияне в Египет быков, груды золота, рабов.

В древности морские путешествия считались очень опасным делом. Бессильные в борьбе со стихией, древние люди рассчитывали только на милость богов, вызывавших, по их мнению, бурю. Неудивительно, что умея ориентироваться по звездам, мореплаватели старались не упускать из вида берег.

Видимо, очень велики были доходы от морской торговли, если, несмотря на все опасности, финикияне осмеливались пускаться в далекие плавания, И.Ш.Шифман, «Карфаген».

Доходы действительно были очень велики – морская перевозка меняла цены на товары в разы, если не на порядки. Спрос на дорогие заморские товары генерировала земельная аристократия, которая из-за ограниченных возможностей капитализации прибыли вынужденно тратила её на роскошь. Огромные объёмы спроса позволяли длительное время наращивать капитализацию, реинвестируя в неё прибыль. Естественно, что при такой норме прибыли и инвестиционных возможностях в Финикии быстро накапливались гигантские торговые капиталы. Попутно росли и промысловые капиталы, обслуживавшие торговлю, на которых вкратце остановимся.

Кораблестроение в Финикии

Потребности в морской торговле очень рано превратили финикийские города в крупнейшие центры кораблестроения. В Тире было много верфей, на которых кроме самих тирян работали выходцы из других финикийских городов – Библа, Сидона и Арвада. Работа на верфях почти не прекращалась – ведь кораблей нужно было много. Спускались на воду одни суда, тут же закладывались другие, где-то в стороне на листе папируса, а то и на песке вычерчивались контуры третьих.

Видимо, уже во второй половине II тысячелетия до н.э. финикияне создали корабли, предназначавшиеся для дальнего плавания, – так называемые таршишские суда. Страна Таршиш (Южная Испания, Андалусия) считалась на Ближнем Востоке «краем света», чем-то вроде «тридевятого царства, тридесятого государства»:

Однако мы не знаем, что представляли собой «таршишские» корабли в этот период, и каким было их устройство, И.Ш.Шифман, «Карфаген».

Финикийские промыслы

Финикийцы, энергичные и явно склонные к стяжательству, научились развивать ремёсла, базирующиеся вначале на собственном, затем и на привозном сырье. Импортировалась слоновая кость, металлы и полудрагоценные камни для ювелирных украшений, безделушек и произведений искусства, которыми они повсюду торговали, хлопок, шерсть, лён и многое другое. Это была экономика, основанная на промышленности и торговле,  Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

Капиталы, сделавшие акцент на морской торговле, тем самым инициировали превращение Финикии в большую площадку для воспроизводства экспортной товарной массы, что не могло не сказаться на сельском хозяйстве. Несмотря на дефицит земли, часть площадей было выгоднее отвести под технические культуры, а недостающее продовольствие завозить извне. Крупные торговые капиталы первыми в истории Цивилизации сделали ставку на международное разделение труда, в результате чего Финикия стала большой мастерской Древнего мира – своего рода «древней Голландией».

Письменные источники отмечают, что финикийцы не только разводили скот и выращивали съедобные злаки, фрукты и овощи, но также и лён для производства тканей везде, где позволяли небольшие площади их плодородных земель.

Узость прибрежной полосы, пригодной для возделывания, привела к необходимости пополнения собственных ресурсов за счёт импорта домашнего скота и зерна из Египта и, возможно, Месопотамии, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

Финикийцы прославились обработкой тканей, производимых как из продуктов собственного животноводства и земледелия, так и из импортируемого из Египта хлопка и льна, а также шерсти из горных районов Месопотамии.

Эти ткани финикийцы окрашивали своим прославленным пурпуром, добываемым из моллюсков. Самыми знаменитыми центрами крашения были Тир и Сидон. Видимо, финикийцы монополизировали пурпурное крашение на востоке, а молюски-багряницы, из которых добывался пурпур, абсолютно исчезли в регионе, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

Их исчезновение не удивительно. Производство пурпура было очень тяжелым делом – для 1 кг краски требовалось добыть десятки тысяч раковин ракушек-иглянок, которые после разделки тошнотворно пахли. Но результат стоил того. Цена краски определялась равным весом золота. Она была яркой и не блекла с годами. Носить одежду, окрашенную в Тире, могли только великие вожди великих государств.

В Финикии в огромном количестве произрастала ценная древесина – кедр и ель. Этот дар природы сделал финикийцев экспертами в деревообработке. Деревянная мебель в Финикии часто украшалась пластинками из слоновой кости. К сожалению, по вполне понятным причинам очень редкие образцы мебельного производства сохранились до наших дней, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

Значительную роль в финикийском ремесле играло производство стекла. На первых порах финикияне варили стекло, научившись этому искусству у египтян. Из стекла они изготовляли орнаментированные сосуды, различные украшения, безделушки и другие изделия, считавшиеся в те времена предметами роскоши. Со временем финикияне значительно усовершенствовали производственный процесс. Они научились придавать стеклу желаемый цвет, сохраняя при этом его прозрачность. Значительно позднее в I в. н. э. финикияне овладели искусством выдувания стекла, И.Ш.Шифман, «Карфаген».

Главным центром производства стекла всегда считался финикийский город Сидон, тогда как в производстве пурпура лидировал Тир.

Ещё один доходный промысел

Работорговля, будучи сверхдоходным промыслом, не могла не привлечь финикийские капиталы.

В погоне за рабами, предназначавшимися для продажи, финикийцы не останавливались и перед самым настоящим вероломством. Геродот пытался объяснить причину вражды между эллинами и азиатскими «варварами»: «Финикияне, явившись в Аргос, разложили товар. А на пятый или шестой день, когда они распродались почти целиком, на море пришли много разных женщин и среди них царская дочь Ио. Она стояла на корме корабля и покупала товары, а финикияне, сговорившись, напали на неё. Ио и другие женщины были захвачены. Погрузившись на корабль, финикияне поторопились отплыть в Египет».

В произведениях греческих писателей, в «Илиаде», «Одиссее» финикияне неоднократно выступают в колоритной и не благовидной роли пиратов-торговцев.

Вот речь Одиссея:

«В Ливию с ним в корабле, облетателе моря, он меня

Плыть пригласил, говоря, что товар свой там выгодно сбудем,

Сам же, напротив, меня, не товар наш продать там замыслил»,

И.Ш.Шифман, «Карфаген».

Финикийцы, несомненно, были знатными работорговцами, но к свидетельствам древних греков об их вероломстве следует относиться с изрядной долей скепсиса. С VIII века до н.э. греки вступили в жёсткую конкуренцию с финикийцами за средиземноморскую торговлю, и стали таким же, как Финикия, центром формирования олигархических капиталов. У них, естественно, не было побуждений писать о своих конкурентах что-либо хорошее. Греки, как и финикийцы, промышляли торговлей рабами. И у тех, и у других их источником служили война, разбой, похищение, обращение в рабство несостоятельных должников, скупка задешево и пр.

Египетская провинция

От геополитических предпосылок специализации Финикии и основных её промыслов тихонько перейдём к истории процесса.

Контакты Древнего Египта с финикийцами, начавшиеся ещё в глубокой древности, проходили через Библ, превратившийся в основного поставщика столь дефицитного леса. В древности Библ явно выделялся из финикийских городов. Только о нём мы обладаем рядом свидетельств из разных источников ещё с начала II тыс. до н.э. Так, ханаанские купцы из Библа упоминаются в египетских текстах, начиная с периода Древнего царства, тогда как свидетельства о других городах не обнаружены.

В эпоху Среднего царства 2050-1750 до н.э. в Египте случилось первое замедление механизма утилизации капиталов, как следствие, проявилась склонность к экспансии. Египет тут же превратил близкого и очень важного торгового партнёра в свою провинцию. Библ стал центром, в котором располагалась проегипетская администрация и гарнизоны:

Нам известны имена некоторых правителей Библа конца XIX – начала XVIII веков до н.э. Они оставили надписи на египетском языке, в которых называли себя номархами – чиновниками фараона. Некто Интен даже имел печать с египетской надписью. Видимо, Библ в тот период не только находился под властью египетского царя, но и считался неотъемлемой составной частью египетской территории. Финикия была слишком завидной добычей, поэтому египетские фараоны неоднократно предпринимали туда походы и, в конце концов, установили над нею своё более или менее прочное господство, И.Ш.Шифман, «Карфаген».

В ходе II Переходного периода 1750-1550 до н.э., когда Египтом правили гиксосы, административная зависимость Финикии существенно ослабла. Но после 1550 до н.э., когда Яхмос I изгнал гиксосов, волна египетского завоевания пронеслась по Леванту и докатилась до верхнего течения Евфрата, поглотив финикийские города. О многих из них, благодаря Египту, мы слышим впервые. В 1525 до н.э. Тутмос I обложил их данью. Тутмос III, после битвы при Мегиддо, полностью подчинил их. Симира, Арвад, Берит, Сарепта, Библ, Тир и Сидон упомянуты в египетских надписях того времени, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

Когда власть в метрополии из-за внутренних проблем ослабевала, финикийцы начинали старательно имитировать подчинение и без того весьма мягкому господству Египта. Так, к примеру, случилось в правление Эхнатона 1351-1334 до н.э. из-за религиозной реформы которого случились серьёзные внутренние трения и ослабление внимания Египта к соседям, что спровоцировало начало экспансии в Финикию Хеттского царства со стороны Малой Азии.

Существует письмо Эхнатону от Зимриды Сидонского, в котором он клянется в вечной преданности и просит помощи в освобождении городов, захваченных разбойниками, чтобы и дальше служить своему господину и повелителю! Спасение своих вассалов от порабощения северянами выпало на долю могущественных фараонов XIX династии Сети I и Рамсеса II. После сражения в Кадеше в 1258 до н.э. Рамсес II подписал договор с хеттами, по которому финикийское побережье осталось под властью Египта, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

После подписания того договора в Передней Азии более чем на столетие установился мир, вызвавший взрыв торговой активности в регионе, чему в немалой степени поспособствовала и монетизация торговли. Для многих торговых городов то был период небывалого роста и укрепления экономического благосостояния. Отношения Египта с Левантом претерпели тогда качественные изменения: если раньше участники военных походов всегда возвращались с добычей на берега Нила, то теперь часть египтян оставалась жить в городах Сирии и Палестины. С началом активной монетизации товарного обмена драгоценные металлы не могли не хлынуть широким потоком в Финикию.

Цивилизационный прорыв под крылом Египта

Пребывая под мягкой гегемонией Египта, финикийцы совершили цивилизационный прорыв – заменили энергетически неэффективную клинопись и иероглифическую письменность на первую в истории полноценную систему фонетического письма.

Движение к ней было постепенным. Для начала в первой половине II тыс. до н.э. в Синае, Египет, появилась протосинайская письменность, образцы которой найдены на раскопках в Сарабит аль-Хадим (место обозначено на карте). Во времена Среднего и Нового Царств фараоны разрабатывали там месторождения бирюзы, возможно, совместно с финикийцами. Письменность до сих пор не расшифрована. Установлено лишь, что её алфавит состоит примерно из 30 символов, визуально схожих с египетскими иероглифами, и что использовалась она для записей на ханаанском диалекте.

Достойным торговым соперником Финикии был известный город Угарит, в котором в XV веке до н. э. появился свой алфавит. Он состоял из 30 клинописных символов, используемых для записи местного диалекта семитских языков. Порядок знаков угаритского письма и их чтение в целом совпадают с порядком знаков в финикийском алфавите. Были добавлены несколько знаков для записи звуков, заимствованных из хурритского языка. Форма знаков и их алфавитный порядок наводят исследователей на мысль об общности с финикийским алфавитом. Однако угаритскую письменность «убила» непрактичность записи на глиняных табличках.

Подлинным прорывом стало финикийское письмо, созданное около 1300 до н.э. Не исключено, что оно было продолжением не расшифрованной пока синайской письменности. Финикийское письмо представляет собой алфавитное письмо из двадцати двух согласных и, как считают, превосходно передает звуки языка. А ещё оно исходно предполагало удобную запись на бумажном носителе. О том, почему предпосылки к появлению фонетического письма созрели именно в Финикии, зарисовка И.Ш.Шифмана, «Карфаген»:

Бурное развитие торговли привело финикиян к созданию линейного письма. Толчком к изобретению письменности послужила, несомненно, потребность в упрощении графики. В своей дипломатической переписке и деловых документах финикияне употребляли аккадский язык и клинопись. Однако здесь они сталкивались с затруднениями. Во-первых, необходимостью специально изучать чужой язык. Во-вторых, приходилось запоминать до 600 знаков, каждый из которых мог иметь несколько значений – либо как целое слово, либо как слог. Правильное их чтение определялось контекстом, либо специальными знаками, указывавшими, к какому типу предметов или явлений относится данное слово, либо как оно произносится. Как следствие, требовался большой штат писцов, занимавшихся только перепиской и делопроизводством. Разумеется, это не устраивало финикийских купцов. Ведь каждый лишний человек на судне был тяжкой обузой и большим убытком. Что не менее существенно, купцы сами хотели вести свои дела, не доверяя коммерческие секреты никому постороннему.

А ещё финикиянам не нужны были посредники в записи необходимых им сведений. Они непрерывно искали места, где добывались редкие и драгоценные металлы, где можно было, не подвергаясь чрезмерному риску, добывать рабов и продавать свои товары. Они стремились к наживе и поэтому всячески старались скрыть от соперников известные им морские дороги, а если это не удавалось, сообщали неверные сведения, старались рассказами о таинственных явлениях природы и фантастических животных отпугнуть всех, кто мог плыть за ними следом. Им необходима была система письма, которая позволяла бы делать записи на родном языке, при этом не тратить много времени и сил на овладение грамотой.

Как заметил Илья Шолеймович, переход к фонетическому письму означал ещё один важный шаг в эволюции капитала – прорыв в приватности информации, отныне фиксируемой без посредников, что крайне необходимо как для коммерческих дел, так и при организации противостояния административным мета-големам. А ещё создание фонетического письма стало гигантским прорывом в повышении энергоэффективности и информационной связности социумов. Это было одним из факторов, позволивших мета-големам восстановить великие империи после «катастрофы бронзового века».

В связи с возникновением алфавитного письма в Финикии и Палестине довольно широко распространилась грамотность. Писать умели даже простые люди. Сохранились их письма с конца VIII века до н. э. На сегодняшний день практически все алфавитные письменности мира, за исключением японской каны и, возможно, корейского письма, имеют корни именно в финикийском письме.

Цивилизация городов

Теперь пару слов о несколько особом государственном устройстве Финикии. Прежде всего, Финикия была не совсем «государством». Скорее это был рыхлый конгломерат городов.

Во II тысячелетии до н.э., вероятно и ранее, Финикия представляла собой группу небольших городов-государств, управлявшихся царями, хотя известны случаи и республиканского правления. Наряду с царями важнейшие вопросы решали совет старейшин и народное собрание. Впрочем, насколько реальной была власть этих органов, зависело каждый раз от соотношения сил между различными группами населения, И.Ш.Шифман, «Карфаген».

Как правило, финикийские города оставались политически независимыми друг от друга. Каждый преследовал собственные интересы и из окрестной территории формировал собственные «царства». Территория их обычно была довольно маленькой – не более того, что требовалось для снабжения населения продовольствием, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

Образование государств невозможно без формирования центров сильной административной власти, чему Большие Капиталы отчаянно противились. Для них она была досадной помехой в вопросах целеполагания и использования социумов. Поэтому мелкие города-государства, обеспечивавшие достаточную для ведения морской торговли концентрацию трудовых ресурсов и поддержание инфраструктуры, Большие Капиталы вполне устраивали.

Морская торговля приводила к столь быстрой и высокой концентрации капиталов в руках узкого круга экономической элиты, что зависимость от них локальной административной власти была неизбежной. И никакое энергетически эффективное фонетическое письмо не могло спасти мелкие финикийские мета-големы от попадания в рабство к местной олигархии. Как следствие, Финикия, лидировавшая в экономической эволюции, в вопросе развития государственности застряла на уровне номов.

Не совсем государство, не совсем нация, не совсем этнос

Безусловно, главные города, особенно Тир и Сидон, господствовали над другими, по меньшей мере, в отдельные периоды своей истории. Однако никогда не существовало финикийской конфедерации, тем более финикийской нации. Тем более удивительно, что финикийцы, во всяком случае, в коммерческом плане, стали силой, с которой миру приходилось считаться. Если бы они достигли и политического объединения, то смогли бы совершить намного больше, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

Принципиальное отличие олигархической власти от административной в том, что олигархия не формирует государств, наций и этносов. Она лишь оператор социальных ландшафтов, использующий их в своих интересах, либо разрушающий, если мешают. Так что озвученная Д. Харденом альтернатива «политического объединения» относится к категории нереализуемых в принципе. Большие Капиталы, контролируя мелкие городские мета-големы и жёстко конкурируя между собой, не только не могли обеспечить политическое единство Финикии, но и всячески препятствовали ему. Как следствие, ни государства, ни нации, ни этноса.

Сидон и Тир

Поскольку речь зашла о цивилизации городов, имеет смысл поближе познакомиться с важнейшими из них.

В четвёрку главных городов Финикии входили Арвад (Арад), Библ, Сидон и Тир. Множество остальных зачастую были чуть больше деревни, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

Арвад был единственным крупным торговым городом Северной Финикии. Неувядаемый Библ располагался на границе Северной и Южной Финикии. Значительную часть своей истории он провёл под протекторатом Египта, для которого его правители оставались лишь местными номархами, но никак не государями. Об уровне зависимости свидетельствует использование египетского языка в качестве официального. Однако данный статус царей Библа, по-видимому, устраивал – наличие за их спиной египетских фараонов мешало быстро накапливавшимся огромным торговым капиталам подмять их под себя.

Но данное статус-кво не устраивало капиталы, которые тихонько утекали из-под пресса административной власти в южные более удобные и свободные от Египта гавани. В XV-XIV веках до н. э. начал возвышаться построенный частью на материке, частью на маленьких островах и имевший две превосходные гавани Сидон – важнейший торговый и культовый центр Финикии. В Сидоне процветали все традиционные финикийские промыслы, но главной специализацией было производство стекла. Чуть позже выходцы из Сидона основали тридцатью км южнее ещё один великий финикийский город – Тир.

Между Сидоном и Тиром развернулась нешуточная борьба: каждый из них претендовал на звание метрополии – «матери городов» Финикии. Сидон пребывал в роли главного города Финикии до XII века до н. э., пока в начале века не был разграблен филистимлянами. Хотя Сидон быстро оправился, Тир уже успел превзойти его.

Весь период с 1200 по 600 до н.э. Тир был главным городом метрополии, а Библ, Сидон и остальные имели меньшее значение, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена». Но Сидон никогда не прекращал соперничества с Тиром, порой превосходя его. Лишь после разрушения в 677 до н.э. Сидона царём Ассирии Асархаддоном гегемония окончательно перешла к Тиру.

Тир стал центром финикийской колонизации западного средиземноморья. Почти все колонии финикиян в западной части Средиземного моря – Кадис, Карфаген, Утика и многие другие – творение Тира. Они признавали его гегемонию, почитали его бога Мелькарта своим и посылали в его храм ежегодную дань.

Один из царей Тира Хирам I 969-936 до н. э. стал известным библейским персонажем, поскольку был союзником Израильско-Иудейского царства времён царей Давида и Соломона. При Соломоне строители Тира возвели евреям их Первый Храм. Тир при Хираме, несомненно, был сильным городом-государством, центром набирающей силу колониальной державы. При нём были воздвигнуты огромные здания и укрепления на островной части Тира, построен новый храм в честь Мелькарта и Астарты.

Торговая специализация финикийских городов

С XIV века до н. э. наметилось административное разделение Севера и Юга – если Южная Финикия была провинцией Египта, то Северная тяготела к союзу с хеттами, враждовавшими с Египтом. Но это был не единственный фактор разделивший Север и Юг. У каждого из финикийских городов были свои чисто экономические недостатки и преимущества. Анализируем карту:

Очевидно, что Тир и Сидон занимали положение наиболее благоприятное для торговли с основным партнёром – Египтом. Расстояние от Тира и Сидона до Египта по каботажной траектории, а это 520 и 550 км соответственно, было почти в 1,4 раза меньше, чем у Арвада – 710 км:

Разница для регулярных торговых операций существенная. Физическая и психологическая усталость экипажа на переходе в 14 или в 10 суток отличается как минимум вдвое, также как и вероятность попасть в непогоду, которую придётся неопределённое время пережидать. В окне благоприятной погоды с конца сентября по конец ноября тирское судно могло совершить с учётом погрузок-разгрузок до пяти рейсов в Египет, тогда как арвадское – максимум три.

Меж тем Арвад был существенно ближе к главной водной торговой артерии Месопотамии Евфрату – почти на 300 км в сравнении с Тиром. При этом путь из Тира в Месопотамию пролегал либо по извилистой прибрежной полосе, либо через высокий Ливанский хребет с захватом куска Сирийской пустыни.

Наиболее оптимально расположился Библ – удобные торговые пути связывали его и с Египтом, и с Грецией, и с Месопотамией, и с Малой Азией, что, по-видимому, и обеспечило ему столь длительное и непрерывное процветание.

«Убийственную» для городов Финикии точку побережья занимал процветающий торговый город-царство Угарит. Его связывали наиболее оптимальные континентальные пути с Месопотамией и Центральной Малой Азией, как следствие, Угарит был наиболее удобной точкой их коммутации с морскими торговыми маршрутами в Египет и Палестину. Вскоре столь выигрышное положение не преминуло сказаться самым негативным образом на его будущем.

На этом мы  заканчиваем экскурс в государственное устройство Финикии и характеристику её городов и возвращаемся к истории.

Вход Финикии в «катастрофу бронзового века»

В XII веке до н.э. над Ханааном ощутимо задул «ветер» надвигавшейся «катастрофы бронзового века», обессиливший все крупные государства древности. Это позволило малым государствам, в том числе Финикии, на короткое время обрести независимость.  Период 1200-900 до н. э. характеризуется как наивысший расцвет континентальной Финикии.

Рамсес III 1184-1153 до н.э. был последним фараоном, при котором в Палестине сохранялось египетское присутствие. Но уже тогда влияние египетских гарнизонов в Сирии и Ханаане стало минимальным, а египетские памятники того времени очень редкими. На тот период пришлось и резкое сокращение торговли: «Столкнувшись с высокой инфляцией и волнениями в рабочей среде, экономика Египта пошатнулась… Указание на упадок торговли можно найти уже в папирусе Харриса, давшем краткую характеристику правлению Рамсеса III, в котором говорится о строительстве всего лишь двух судов для торговли в Средиземноморье. В начале правления Рамсеса IV, 1153-1145 до н.э., если не раньше, морская торговля Финикии с Египтом, и без того пришедшая в упадок, окончательно прекратилась», Гленн Маркоу, «Финикийцы».

Не лучше обстояли дела и с континентальной торговлей. «Финикийская торговля с континентальным Ближним Востоком, как и с Египтом, должна была испытать в XII веке до н.э. резкий спад из-за сокращения рынков сбыта и исчезновения торговых маршрутов. Во всяком случае, это относится к царствам Месопотамии. Истерзанные неурожаями, политическими трениями и агрессией Элама на своих южных границах и Ассирия, и Вавилон оказались едва ли не в самом ослабленном за свою долгую историю состоянии. В Вавилоне золотой стандарт, по-видимому, уже не действовавший с конца XIII века до н.э., в середине XII века был временно заменён медным стандартом. Этот отчаянный шаг явно был вызван спадом регулярной торговли с Египтом… Резкое сокращение сухопутной торговли отражено в фактическом исчезновении ключевых внутренних континентальных торговых центров… Особенно болезненным для финикийских портов Тир и Сидон стал упадок Лаиса и Асора, которые были процветавшими торговыми центрами, находившимися в их географической орбите», Гленн Маркоу, «Финикийцы».

Добавим лишь, что истинной причиной сокращения спроса на финикийские товары были не длительные неурожаи, а уже упоминавшийся в заметке Мировой кризис 20: «катастрофа бронзового века» дефицит драгоценных металлов. Тому было несколько причин: вымывание драгоценных металлов внешними центрами производства роскоши, важнейшим из которых была Финикия, возрастающая потребность экономик в золоте и серебре как инструменте обслуживания всё более монетизируемой внутренней торговли, естественное вымывание «хороших» денег из оборота в накопления. Общий размер пирога – спроса, обеспеченного золотом и серебром, катастрофически сокращался. Необходимо было принимать действенные меры.

Пиратский опыт конкурентной борьбы

Во второй половине XIII — XII веке до н.э. все прибрежные земли Леванта и Северной Африки подверглись набегам «народов моря». Их базис сформировали коренные этносы средиземноморских островов и ахейцы, вытесненные дорийцами с Пелопоннеса. Капиталы Южной Финикии, по всей видимости, поддержали пиратскую историю «народов моря». Тому подтверждением ряд нюансов вторжения последних в Левант.

В Леванте «народы моря» начали с того, что около 1250 до н.э. уничтожили ближайшего северного конкурента Финикии – царство Амурру. За ним в начале XII века до н.э. пришёл черед богатейшего города-государства Угарит – вассала Хеттского царства. Время для вторжения было выбрано крайне удачно – в тот момент войска и колесницы Угарита были рекрутированы хеттами в центр Малой Азии, а флот отозван для защиты интересов метрополии в Лукку. К тому же незадолго до вторжения около 1200 до н. э. город сильно пострадал от землетрясения. В итоге в 1192-1190 до н. э. беззащитный и обессиленный Угарит был до основания разрушен «народами моря». Но это лишь часть той истории. Разрушение городов до основания – дело весьма обычное для Древнего мира. Однако после этого они всегда восстанавливались, особенно если занимали удачное положение относительно торговых путей, тогда как Угарит, расположенный невероятно удачно, будто ластиком стёрли из истории. Для этого требовалось пресечь торговые коммуникации, как минимум морские, дабы континентальные товарные потоки упёрлись в неодолимую для них водную гладь. При таких раскладах у Угарита исчезал необходимый для возрождения ресурс. Финикийцам, учитывая их стратегический опыт и финансовые возможности, организация такой операции была по зубам. Особенно, принимая во внимание врождённую способность Больших Капиталов использовать неформальные вооружённые силы, к каковым, в частности, относились «народы моря».

А что с освободившейся торговой нишей? «Из всех прибрежных портов Леванта Угарит был одним из доминирующих участников сухопутной и морской торговли в позднем бронзовом веке. Его отсутствие явно изменило баланс сил в Восточном Средиземноморье и создало новые торговые возможности, благоприятные для финикийских городов… В том числе финикийцы заполнили коммерческий вакуум, оставленный Угаритом, который монополизировал морскую торговлю с крупными палестинскими портами в позднем бронзовом веке», Гленн Маркоу, «Финикийцы». Лишь одна у торгаша мечта – пустота – коммерческий вакуум и порождаемая им монополия, к чему финикийцы и стремились.

Что характерно, в самой Финикии от набегов «народов моря» в основном пострадали её северные земли, тоже приходившиеся торговым соперником  Большим Капиталам юга. От их вторжений пострадал Арвад, был затронут и Библ. Арвад, что характерно, после этого навсегда выпал из четвёрки ведущих городов Финикии. Чтобы подобное случилось, ему, как и Угариту, требовалось затруднить доступ к морским коммуникациям, что, по-видимому, и было реализовано.

Меж тем Южная Финикия продолжила процветать. Лишь Сидон разок пограбили соседи-филистимляне, отвоевавшие себе приморскую полосу между Финикией и Египтом. Наверняка за ненадобностью они не финансировались финикийцами, поэтому были независимыми разбойниками, не знающими, кого не следует трогать.

В результате операции «вторжение народов моря» сохранившийся в целости и сохранности Юг навсегда избавился от серьёзных конкурентов с Севера. Как следствие, он замкнул на себе основные потоки не только морской, но и международной континентальной торговли, пусть и несколько сдувшейся.

Зарисовка о морской торговле XI века до н.э.

Наглядное представление об особенностях морской торговли начала XI века до н.э. даёт папирус Уну-Амона, старшего чиновника фиванского храма Амона-Ра, отправленного в Библ за древесиной для новой священной ладьи Амона. Папирус повествует о событиях 1086 года до н.э. в правление Рамсеса XI – последнего фараона XX династии, правившего накануне III Переходного периода.

«В папирусе Уну-Амона чётко указаны главные участники морской торговли на восточном побережье Средиземного моря в начале XI века до н.э.: египтяне, а также жители портовых городов прибрежного Леванта под контролем финикийцев и различных контингентов «народов моря».

Первая стоянка состоялась в портовом городе Дора, который, по свидетельству чиновника, находился под контролем контингента «народов моря», известных как текер. Ограбленный одним из членов команды, Уну-Амон лишился всего золота и серебра, выданного ему для закупки кедровой древесины», Гленн Маркоу, «Финикийцы».

Уну-Амон обратился к правителю города, рассчитывая, что тот проведёт расследование и возместит убытки, но получил отказ – правитель ответил, что не отвечает за действия вора, поскольку члены команды не его подданные. Власти лишь провели на корабле обыск без каких-либо результатов. Раздосадованный Уну-Амон в качестве компенсации убытков «реквизировал» у нескольких попавших ему под руку жителей Дора 30 фунтов серебра и срочно отбыл в Библ.

В Библе его ждал нерадушный и надменный приём – демонстрация того, что эра могущества Египта в Леванте ушла в прошлое. После серии унижений правитель Библа Закарбаал всё же выделил необходимый египтянам лес, отправив в Танис корабль за золотом и товарами, полагавшимися в оплату за отгруженную древесину – денег на руках у Уну-Амона было явно недостаточно. Царь Библа намеренно долго удерживал Уну-Амона в порту, не отпуская назад на родину. Возможно, ожидал возвращения корабля с оплатой. Только когда в окрестностях Библа появились несколько судов текер, отправленных для ареста Уну-Амона за грабёж им жителей Дора, египтянам выдали продовольствие и под защитой финикийцев препроводили в открытое море.

Уну-Амону удалось ускользнуть от преследования «народов моря», но шторм отбросил его судно к Кипру, где он стал объектом нападения местного населения, по непонятной причине собиравшегося убить египетского гостя. Тогда Уну-Амон взмолился с мольбами о защите к царице Кипра Хатиби.

На этом папирус обрывается. Однако полученных сведений вполне достаточно, чтобы составить представление о нравах, царивших на морских коммуникациях Восточного Средиземноморья, и в чьих руках они находились.

Вероятная причина коллапса морской торговли

Упомянутый двумя разделами выше папирус Харриса содержит сведения о сворачивании в правление  Рамсеса III строительства торговых судов. Учитывая сложившуюся на морских коммуникациях ситуацию, не исключено, что данный факт объясняется не столько падением объёмов торговли, сколько её монополизацией в XII веке до н.э. Финикией, умело пользовавшей пугало «народов моря». Египетский торговый флот был попросту де-факто блокирован в своих портах страхом встречи с пиратами. В ситуации односторонней морской торговли финикийские капиталы, учитывая её сверхдоходность, сыграли роль мощного финансового насоса, качавшего из Египта золото, что быстро привело к коллапсу торговли.

Аналогичной Египту была ситуация с континентальными торговыми путями в Месопотамию и Ассирию, попавшими под удар арамеев, которые Финикию тоже отчего-то особо не тронули. Следует полагать, что акцент континентальной торговли Финикии на некоторое время сместился с великих империй на арамеев, реквизировавших их богатства.

Пиратская база

Главной пиратской базой «народов моря» и финикийских капиталов стал расположенный в 200 км от Финикии Кипр. В XII веке до н.э. шла его греческая (ахейская), а с и XI века финикийская колонизация. На Кипре появился десяток греческих и греко-финикийских городов-государств, а сам остров в продолжение нескольких столетий пережил небывалый расцвет.

«Археологические исследования предоставили свидетельства бурного экономического развития прибрежных портов Восточного Кипра Энгоми и Китион в XII веке до н.э. после вторжения «народов моря». Как показали раскопки, оба города достигли высокого уровня благополучия, отражённого в амбициозных архитектурных проектах», Гленн Маркоу, «Финикийцы». Оба города были окружены циклопическими стенами, в обоих было несомненное микенское (ахейское) присутствие и влияние. В XI веке до н.э. Китион перешёл под контроль финикийцев – там располагался храм Астарты, крупнейший из обнаруженных до сих пор.

Всего на Кипре возникло с десяток греческих и греко-финикийских городов-государств. Появление финикийцев ускорило становление городов Кипра как центров морской силы. Финикийские и кипрские флоты несколько веков царили в восточной части Средиземноморья, составляя основу флотов великих держав Востока.

Кипр, по всей видимости, служил не только благодатной пиратской гаванью, но и местом безопасной парковки крупных морских капиталов вдали от континентальных проблем. По меньшей мере, Кипр стал первой пробой полноценной экспансии финикийских капиталов в Западное Средиземноморье.

Империя наносит удар

Финикийские капиталы, как и следовало ожидать, проигнорировали наличие в регионе бесхозного пассионарного фактора в лице арамеев, который можно было бы с лёгкостью рекрутировать для решения задачи консолидации огромных пространств в единое государство – Финикийскую империю. Но для этого следовало согласиться на мощного мета-голема и стоящую за ним военную силу, что не входило в планы Больших Капиталов. Не в том был их бизнес. Проще было приспосабливаться к давлению со стороны внешних мета-големов.

Вскоре после царствования в Тире упомянутого выше Хирама I 969-936 до н.э. последовала экспансия в направлении Леванта Ассирии.

«В 876 до н.э. Ашшурнацирапал II уже собирал дань с Тира, Сидона, Библа, Арвада и других городов серебром, золотом, прекрасными многоцветными тканями и слоновой костью», Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена». В 868 году до н.э. поход Ашшурнацирапала II был подобен триумфальному шествию: цари и князья Сирии и Финикии торопились откупиться от него дарами и покорно предоставляли свои войска в его распоряжение. Ашшурнацирапал II заставил платить дань множество городов Ханаана.

В правление следующего царя Салманасара III 859-824 до н.э. были обложены данью и другие финикийские города. На побережье Финикии рядом с рельефом на скале Тиглатпаласара I 1115-1076 до н. э. Салманасар III повелел вытесать своё изображение.

Зависимость от Ассирии, которая никоим образом не брала в расчёт интересы Финикии, была куда жёстче в сравнении с египетской, что выражалось в накладываемых административных ограничениях и размерах дани. Для упрочения господства Ассирии Тиглатпаласар III 745-727 до н.э. учредил в северной Финикии наместничество, избрав его центром незначительный город Симиру.  «В крупнейшие финикийские города, такие как Тир и Сидон, ассирийские власти назначили специальных сборщиков податей. Особенно тяжелым и разорительным был налог на рубку ливанского кедра, предназначавшегося для продажи. При этом ассирийцы запретили вывоз кедра за пределы своей державы – в Египет и Палестину. Не мудрено, что притеснения сборщиков налога вызвали сильнейшее возмущение в Тире и Сидоне – в 30-х годах VIII века до н.э. там происходят бунты, жестоко подавленные завоевателями», И.Ш. Шифман, «Карфаген» .

Бунты и последующее приведение к покорности всегда дорого обходились Финикии. Так, в 732 до н.э. Тир уплатил Тиглатпаласару III самую большую за всю историю Ассирии единовременную дань в 150 талантов золота – более 4,5 тонн. Поэтому при отсутствии вовне теребивших душу антиассирийских коалиций, цари Финикии всегда предпочитали откупиться от Ассирии дарами. Финикийские города, взимавшие огромную ренту с морской и континентальной торговли, скорее были готовы платить регулярную дань, чем вести долгие войны за независимость, естественно, если Ассирия не особо вмешивалась в их торговлю.

«Вплоть до правления 722-705 до н.э. Саргона II города Южной Финикии были оставлены в покое при условии, что они будут сохранять подчинённое положение по отношению к Ассирии. Данный статус подразумевал уплату налогов и сбор дани, взимаемой от случая к случаю. Эта политика изменилась при приемнике Саргона Синаххерибе 705-680 до н.э., который потребовал от финикийских городов и других вассальных государств выплачивать в знак верности империи регулярную дань», Гленн Маркоу, «Финикийцы». Вслед за вполне ожидаемым отказом финикийских капиталов, неуёмных в своей жадности, последовало очередное жёсткое военное принуждение к новому статус-кво.

Конец кипрской вольницы

Вольница Кипра продлилась чуть дольше, чем у Финикии – до второй половины VIII века до н.э., когда остров попал в жернова между Ассирией и заселившими западное побережье Малой Азии греками-ионийцами, расширявшими свою морскую экспансию. Кипр, обеспокоенный напором торговых конкурентов – греков, предпочёл владычество Ассирии и в 709 до н.э. направил к Саргону II посольство. Надпись Саргона гласит: «Семь царей кипрских, обитающих за семь дней пути среди моря, услышав о его подвигах, поразились и привезли ему дары: золото, серебро, мебель из дорогих пород дерева». В знак того, что он берёт их под своё покровительство, Саргон вручил послам стелу со своим изображением и описанием деяний. То был пограничный знак пределов ассирийского владычества на западе.

Все кипрские города были обложены выплачиваемой через ассирийского наместника данью. Взамен они сохраняли функциональную независимость и смогли продолжить торговые операции под прикрытием ассирийской мощи. Вследствие возникшей зависимости от сильной административной власти для Больших Капиталов, озабоченных свободой принятия решений, более предпочтительным становился Карфаген – центр созданной Финикией морской империи. Тем самым Ассирия невольно способствовала ускорению расцвета морской империи финикийцев. Через полтора столетия Карфаген превратился в главный город финикийских капиталов.

Посыл к колонизации

Остановимся подробнее на морской империи Финикии.

Для начала обсудим побудительные мотивы колонизации. Первый – пассионарность: первопроходцами новых маршрутов обычно становились отчаянные пионеры-одиночки. Как правило, они располагали небольшими средствами, но при этом желали сорвать большой куш. За пионерами тянулись Большие Капиталы, которых вынуждала к этому жизнь – сколь ни объёмной была занимаемая ими ниша морской торговли с ведущими державами древности, доходы от неё, реинвестируемые обратно в торговлю, были столь сказочными, что инвестиционные возможности ниши исчерпывались. Тогда огромные капиталы, продолжавшие накапливаться без каких-либо перерывов «на обед», вынуждены были смотреть в направлении свободных инвестиционных ниш. И ниша дальней морской торговли с нецивилизованными народами, которые в принципе не имели представления о цене предлагаемых им товаров, была наиболее сладкой. Небольшая зарисовка на эту тему от И.Ш.Шифмана, «Карфаген»:

Наиболее значительным событием финикийской истории конца II и начала I тыс. до н.э. была колонизация обширных территорий на западе Средиземноморского бассейна. Ещё в середине II тысячелетия мы встречаем финикиян не только на южном берегу Кипра, где они к тому времени уже создали несколько своих опорных пунктов, но и в Эгейском бассейне.

В Эгеиде финикияне прослышали о том, что на далеком западе, возле того места, где море узким проливом, зажатым между двумя скалами, стоящими друг против друга, соединяется с безбрежным океаном, есть удивительная страна, откуда иногда привозят дорогие металлы – олово и серебро – и где люди не знают им настоящей цены.

Туда за богатой добычей, за прибыльным товаром они и отправились. Правда, застали они на Пиренейском полуострове не столь «дикий» народ, как думали. Там уже складывалось государство Таршиш, и его правители не были склонны уступить финикиянам все выгоды от торговли металлами. Все же финикиянам удалось завязать прочные связи с иберами, как называли обитателей полуострова. Приобретая у них металлы, финикияне везли их на восток – в Сицилию, Грецию, Азию – и наживали большие деньги. Древние писатели, буквально захлёбываясь от восторга и зависти, говорят о громадных прибылях, которые приносила финикиянам эта торговля.

Начиналась колонизация с основания торговых факторий, на месте которых со временем вырастали города, куда затем перемещались из метрополии люди и производства. Наличие опорной базы позволяло расширять экспансию вглубь континента, и одновременно переходить от практики закупки местных товаров – полезных ископаемых, сельскохозяйственных товаров, уникальной продукции местных ремесленников – к организации их расширенного производства. Ёмкость инвестиционной ниши – создание заморских производственных кластеров и обустройство с шиком новых городов – была практически безграничной. Её размер определялся платёжеспособным спросом на заморские товары, который были в состоянии сгенерировать Египет, Месопотамия, Ассирия, Сирия, Малая Азия, Греция, а затем и Рим.

Колонизация решала инвестиционные проблемы Больших Капиталов, а те в свою очередь выступали её локомотивом. Попутно колонизация решала ещё две важнейшие проблемы метрополии. Во-первых, успешно утилизировала избыточную людскую массу, которая столь быстро множилась на ресурсах, получаемых от сверхдоходной морской торговли, что Финикия была не в состоянии ни переварить, ни прокормить её. Во-вторых, дальние обустроенные колонии явили себя Большим Капиталам удобным и комфортабельным местом для эвакуации в случае потрясений на Континенте или проблем с административной властью.

Итак, главные посылы к колонизации: 1) решение проблемы отсутствия свободных инвестиционных ниш, 2) сверхдоходы от торговли с новыми папуасами, 3) утилизация избыточного населения метрополии, 4) обжитое рабочее место для возможной в случае потрясений эвакуации.

Создание морской империи

Ещё ранее финикийцев колонизацию Восточного Средиземноморья начали греки – ахейский город Микены. Причина в том, что греческие города, в отличие от Финикии, не стояли на перекрёстке торговых путей великих цивилизаций. Ограниченность торговых возможностей толкала греческие капиталы в открытое море, тогда как финикийцы предпочитали каботажное плавание: в одну сторону – к Египту, в другую – вдоль Малой Азии и по рассыпанным как горох островам Эгейского моря до Греции. Там, несмотря на противодействие греков, был создан ряд торговых поселений Сидона (см. правую карту).

Дальние финикийские походы начались лишь тогда, когда многовековое господство минойских и микенских купцов на морских путях Восточного Средиземноморья было уничтожено нашествием народов моря (здесь – дорийцев). В то же самое время в прибрежных финикийских городах хорошо укрепились вытесняемые филистимлянами и евреями ханаанеи и микенские переселенцы. Можно представить, что микенские торговые партнеры рассказывали финикийцам, какие огромные богатства ждут их, если они отважатся торговать с далёким западом. Теперь известно, что эгейцы уже имели тесные контакты с Южной Италией, Сицилией и островами Тирренского моря, а также знали о богатых месторождениях металлов в Испании, Бретани и Британии, хотя, может быть, сами не проникли так далеко, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

Таким образом, симбиоз микенских мореходных практик с гигантскими финикийскими капиталами, озабоченными поиском точек приложения, привёл к взрывной колонизации Финикией Западного Средиземноморья.

Важным опорным пунктом финикиян на пути колонизации стала Сицилия. Очень рано они создали там, на различных мысах и прибрежных островках, свои торговые фактории. В конце II – начале I тысячелетия до н.э. они появились в Сардинии и Северной Африке. В 1112 до н.э. тирийцы отправили в Северную Африку экспедицию, состоявшую в основном из молодых людей, и основали там город Утику. Этот город постепенно превратился в крупный торговый центр и даже пытался в X веке до н.э. обрести политическую независимость. Тирский царь Хирам воевал с жителями этого города, когда они отказались платить подати. Несколько позже финикияне построили в Северной Африке еще три крупных города – Гиппон, Хадрумет, Лептис и прочно обосновались в Западной Сицилии и Сардинии, И.Ш.Шифман, «Карфаген».

Вероятно, вначале финикийцы отправлялись на запад не как колонисты, а как купцы. Скорее всего, большинство ранних поселений, за исключением ключевых городов – Утики, Карфагена, Гадеса, были всего лишь якорными стоянками, где мореплаватели могли отдохнуть, и именно поэтому там редко находят какие-либо артефакты. Такие стоянки располагались как раз на расстоянии дневного перехода друг от друга. По большей части они превратились в настоящие колониальные города лишь много столетий спустя, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

На карте представлена морская империя Финикии в стационарной фазе, после окончания её роста. Примечательно, что колонии Тира в основном находились в западной части Средиземного моря, тогда как Сидон основывал свои фактории в Италии, на Родосе, Крите, в Греции, на Чёрном море и совсем немного на восточном побережье Северной Африки:

Звездой, а затем и центром морской колониальной империи Финикии был Карфаген – город более знаменитый, чем основавший его Тир. На управляемых Карфагеном землях финикийцев именовали пунийцами.

Истоки лояльности финикийских капиталов к деспотиям

Прежде чем обсудить Карфаген рассмотрим, почему же значительная часть финикийских капиталов осталась верна Восточной Финикии.

После ассирийского господства территория Восточной Финикии до VII века нашей эры находилась под административным прессом великих империй. На её территории последовательно сменяли друг друга Египет, Вавилон, персидская империя Ахеменидов, эллинистические империи Александра Македонского, Птолемеев, Селевкидов, Римская Империя, Византия. Морские капиталы очень мобильны и могли с лёгкостью утечь из-под их владычества в созданный под их протекторатом Карфаген, куда ещё в VI веке до н.э. окончательно сместился центр экономического могущества Финикии. Однако значительная их часть так и осталась в Восточной Финикии, спокойно снося имперское бремя. Тому была причина.

Дело в том, что новые гигантские зоны разделения труда в условиях денежного катализа товарного обмена и кратно возросшей инфраструктурной связности территорий генерировали такие товарные потоки, ищущие путь за море и ожидающие аналогичных им встречных потоков, что было бы глупо покинуть идеальную точку их коммутации на входе в море. Объёмы торговых операций, как следствие, уровень доходов, оправдывал пребывание под прессом сильной административной власти. Плюс к этому пребывание на Континенте имело оборотной стороной возможность использования свободных остатков гигантских капиталов в качестве финансовых, ссужая монархов, соответственно, получая рычаги политического влияния на них. К моменту вторжения персов финикийцы в полной мере пользовались данной возможностью, тестируя попутно механизмы мягкого подчинения верховных правителей гигантских мета-големов:

«Это долго спасало финикийские города от персов, поскольку они были у них в долгах. После захвата в 525 до н.э. Египта с помощью, кстати, финикийского флота персидский царь Камбиз объявил их «царскими друзьями» и на радостях отдал несколько палестинских городов назад Финикии. Финикия снабжала деньгами Дария и Ксеркса, способствуя всяческому ослаблению своего основного противника на море – Греции. Именно поэтому Александр Македонский пошёл сначала в Египет. По его пути лежал Тир, и оставлять подобный порт и его верфи, работающие на персов, было бы чистым безумием, которого у македонского царя не наблюдалось», ссылка.

Основание Карфагена

Но вернёмся к Карфагену. Общепризнанная дата его основания 814-813 до н.э. Карфаген стал не просто одним из основанных финикийцами средиземноморских городов. После захвата Тира сначала Навуходоносором II в 573 до н.э., а затем и персами в 539 до н.э. центр созданной финикийцами морской империи переместился из Тира – главного на тот момент города Восточной Финикии – в Карфаген.

Согласно преданию, город основала царица Элисса – сестра Пигмалиона, царя Тира, бежавшая после того как Пигмалион убил её мужа Сихея, дабы завладеть его богатством. Сама история основания Карфагена наглядно свидетельствует, что морская империя служила не только бездонной инвестиционной нишей, но и удобной территорией, чтобы укрыться от континентальных катаклизмов.

Возникший на холме Бирса – хорошем естественном укреплении – и на прилегающем к нему морском берегу посёлок был назван Новым городом – по-финикийски Картхадашт. Постепенно он разрастался. Его удобное расположение привлекало к нему массу переселенцев, причём не только финикиян, но и греков, италиков и этрусков. Важнейшей достопримечательностью Карфагена стали многочисленные верфи и судоремонтные мастерские, где работали государственные и частные рабы. Долго строили карфагеняне искусственный порт – котон. Там корабли могли укрыться от непогоды более надежно, чем в естественной гавани. Порт состоял из двух частей, соединенных небольшим узким протоком: военного порта, имевшего форму почти правильного круга, и прямоугольного гражданского. Посредине военного порта помещался искусственный остров, где находилось управление командующего флотом и начальника гавани. Карфаген рано стал одним из самых оживленных портов того времени. Лес мачт со свёрнутыми парусами – вот что видел каждый, кто смотрел на город со стороны моря, И.Ш.Шифман, «Карфаген».

Главенствующая роль Карфагена в Западной Финикии не оспаривалась до самой его гибели в 146 до н.э.

На этом, собственно, мы закончили с историей Финикии. Осталось рассмотреть два вопроса, имевших непреходящее значение для последующей роли Больших Капиталов в социогенезе: 1) эволюция политической власти в Финикии, 2) создание островной стратегии.

Неизбежная эволюция власти

Характер эволюции политической власти в Финикии был прямым следствием геофизического положения – получаемая благодаря ему эксклюзивная рента с неизбежностью предопределила эволюцию власти из административной в олигархическую. Поначалу подобного рода деформации носили латентный характер, но накапливаясь, с определённого момента становились явными:

Похоже, однако, что во всех финикийских городах царская власть на какой-то стадии прекратила существование и сменилась олигархией. Под персидским правлением 539-332 до н.э., а возможно и раньше, советы старейшин, образованные богатыми купцами, существовавшие ранее как совещательный орган при монархах, приобрели полную власть, как, например, в Тире, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

Карфаген не только стал естественным продолжателем традиций олигархической власти Тира и Сидона, но и в значительной степени развил их:

В Карфагене в V веке до н.э., вероятно, произошло то же самое. Аристотель в IV до н.э. сообщает, что конституционная власть там находилась в руках двух судей, возможно, избираемых ежегодно и называемых царями, сената из трёхсот назначаемых пожизненно членов, «комитета общественной безопасности» из ста четырёх человек, которому, согласно историку Юстину из II века н.э., были подотчётны полководцы, и, наконец, народного собрания, Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена».

Впрочем, Восточная Финикия не сильно отстала от Карфагена. После подчинения персам в IV веке до н.э. Тир, Сидон и Арвад впервые объединились и сделали своим центром Триполи, основанный на месте одного из старых поселений. Его название означает «трёхградье». В Триполи собирался финикийский совет из 300 человек, выбиравший формального государя. Таким образом, даже чисто формально политическая власть в Восточной Финикии принадлежала к тому моменту уже не царям, а, как и в Западной морской империи, торговцам и банкирам.

В целом эволюция власти в Финикии и Карфагене представляет собой процесс создания и развития Большими Капиталами социальных институтов, способных наиболее эффективно преобразовать их латентную силу в публичную политическую власть. Политическое творчество от Сидона, Тира, Арвада и Карфагена не пропало даром. Оно было перенесено в Венецию, несколько позже подхватившей эстафету Карфагена, и дошлифовано ею.

Венецианская система до боли похожа на структуру власти Карфагена, если убрать из неё народное собрание. В Карфагене верховными правителями были двое ежегодно избираемых судей (царей), в Венеции – Дож, избираемый, как правило, пожизненно. В Карфагене заседал сенат из трёхсот человек, в Венеции – Большой Совет, членство в котором де-факто наследовалось знатными семьями, поэтому в 1296 г. в нём состояло 210 членов, а в 1493 – уже 2600. В Карфагене действовал комитет общественной безопасности из ста четырёх человек, в Венеции за аналогичные вопросы отвечал Совет Десяти, который де-факто состоял из семнадцати человек, если добавить Дожа и его личных советников.

Но не только политическое наследство Больших Капиталов Финикии восприняла Венеция. Она же отшлифовала до блеска островную стратегию, авторами которой следует считать Тир и отчасти Арвад.

Рождение островной стратегии

Содержание островной стратегии в использовании преимуществ островного расположения. Её реализация требует выполнения четырёх основных условий, сформулированных в заметке Мировой кризис 6: средиземноморская история: 1) монополизация морской торговли, дабы обеспечить островной олигархии уникальную финансовую мощь 2) проекция финансовой силы на континент, 3) создание доминирующего военного флота, 4) поддержание за счёт него непреодолимого инфраструктурного военного разрыва между островом и континентом.

Первыми в истории реализовать её выпало Тиру и Арваду. Сделать это позволили их геофизические особенности – и у Тира, и у Арвада центральная, наиболее важная часть города была расположена на острове.

Но ни Арвад, ни Тир не реализовали стратегию в полной мере. Главная проблема – в малом размере острова. Во-первых, размер не позволял острову стать прибежищем для всей финикийской олигархии. Во-вторых, его не хватало, дабы обеспечивать пополнение водных ресурсов оборонявшихся за счёт дождевой воды. В-третьих, всё по той же причине не только олигархия, но и флот Финикии был рассредоточен по многим городам. Как следствие город-остров не мог в полной мере ни монополизировать морскую торговлю, ни располагал флотом доминирующего формата. Когда начиналась осада, континентальные империи вынуждали другие города предоставлять в их распоряжение свой флот. Как правило, Сидон, Библ и пр. соглашались не без удовольствия, дабы извести основного коммерческого противника. Таким образом, морская стратегия и Тира, и Арвада страдала своей неполнотой.

Более полно реализовал островную стратегию Тир – это касается степени монополизации морской торговли, финансовой мощи олигархии и размеров флота. Как следствие, Тир значительно чаще других финикийских городов выходил из подчинения и вступал в военное противостояние с континентальными империями. В случае вторжения, весь город оказывался на острове, где его защищал базировавшийся в двух гаванях флот.

В случае Тира даже усечённый вариант островной стратегии не единожды демонстрировал свою эффективность, тогда как Арваду и близко не удалось достичь такого качества её реализации. Тому были объективные причины, на которых вкратце остановимся.

Маленький и гордый Арвад

Вот какую справку по Арваду даёт Дональд Харден, «Финикийцы. Основатели Карфагена»:

Арвад, один из главных городов на собственно финикийской территории, находился на каменистом островке всего лишь около 1500 метров в периметре. Жители Арвада были замечательными моряками и составляли значительную часть контингента финикийского флота. Согласно Страбону, остров был застроен очень высокими зданиями в несколько этажей. Вероятно, окраины и кладбища Арвада располагались на материке. Арвад, несмотря на маленькие размеры, господствовал над соседними городами, такими, как Марат и Симира. У Страбона есть странный рассказ о том, что в городе не было колодцев, а на случай осады, когда в резервуарах иссякала вода, жители пользовались подводным источником, находившимся между островом и материком. Свинцовая полусфера защищала нижний конец трубы и сам источник от морской воды, тогда как пресная вода поднималась по кожаной трубе в лодки.

Следует признать, что наличие столь экзотического источника воды слабо утешало во время серьёзной осады – при отсутствии флота доминирующего формата доступ к нему всё равно перекрывался.

Маленькая разница

Теперь, собственно, о ключевой разнице между Арвадом и Тиром. Вот снимки Арвада из космоса:

А вот схема Тира, каким он был в древности:

Первое и самое существенное различие – в размерах острова: линейные размеры Арвада 480 на 320 м, Тира – 980 на 480 м. Т.е. площадь Тира втрое превышала площадь Арвада, что и было его кардинальным преимуществом. На материке у Тира, как и у Арвада, располагались лишь предместья и кладбища. Площадь острова имела значение, давая возможность укрыть на нём больше защитников и обеспечить их дождевой водой.

Размеры острова давали и больше возможностей для ведения хозяйственной деятельности. Напомним о близости Тира к Египту – самому богатому государству Древности. Это привело к накоплению именно в Тире невероятных богатств. Из богатства олигархии вытекала и мощь флота, который позволял эффективно защищать город. Зачастую он прорывал блокаду и подвозил воду с континента.

Второе преимущество Тира в близости к континенту – 720 м против 2400 м у Арвада. А это вопрос уже чисто бытового удобства и повседневных затрат на снабжение острова, прежде всего, водой и провиантом. В египетском папирусе XIII века до н.э. Тир упоминается как «большой город в море, к которому подвозят воду на кораблях и который богат рыбой более чем песком».

Таким образом, базовые геофизические параметры – размер острова, его положение относительно Египта, близость к континенту – привели к тому, что в Финикии в период её расцвета именно в Тире базировались самые Большие Капиталы.

Островная крепость Тир

С военной точки зрения Тир впечатлял. Великолепные стены надёжно защищали город от вторжения с моря. Флот, укрытый на севере в Сидонской, на юге в Египетской гавани, отражал настойчивые попытки десантирования. Что не менее важно, накопленные в Тире гигантские Большие Капиталы в критической ситуации обладали возможностью склонять континентальных владык к миру, приемлемому для обеих сторон.

Пробежимся вкратце по примерам противостояния Тира континентальным мета-големам, дабы составить представление о том, насколько эффективно, несмотря на неполноту, работала его островная стратегия.

В 727 до н.э. сразу после смерти Тиглатпаласара III царь Тира и Сидона Элулай вышел из подчинения Ассирии. Воспользовавшись моментом, против Тира восстала его кипрская колония Китион. Ассирийцы отправили к восставшим посольство. Сговорившись с ними, они объявили Тиру войну. Однако скорая победа Тира над китийцами заставила Салманасара V заключить мир на условиях уплаты Тиром согласованной дани.

В 725 году до н.э. Тир вновь восстал, и Салманасар V немедленно выступил против него. От Тира тогда отпали Сидон, Акко, даже береговой Тир. Но осада города-острова затянулась, несмотря на содействие других финикийских городов, предоставивших свой флот. Защитники Тира уничтожили значительно превосходящий флот противника, захватив 500 пленных. Всех их немедленно казнили, что, впрочем, не является признаком жестокости – то был шаг, вытекающий из экономии дефицитных водных и пищевых ресурсов. Тир так и не покорился Салманасару V, который в 722 до н.э. то ли умер, то ли был убит.

Саргон II, сменивший Салманасара, сначала привёл к покорности сирийские и палестинские княжества, после чего осадил Тир. В его распоряжении был флот из 60 судов и 8 тысяч гребцов, предоставленный соперничавшими с Тиром финикийскими городами. Несмотря на то, что в гаванях Тира базировалось лишь 12 кораблей, захватить его никак не удавалось. Попытки выставить гарнизоны у всех речек и колодцев в континентальных окрестностях Тира, дабы лишить город подвозимой с материка воды, не имели успеха. К тому же жители стали копать на острове колодцы и собирать дождевую воду. Тир так и не покорился ассирийцам. Трёхлетняя осада завершилась в 720 до н.э. вынужденным миром. Хотя Тир и заплатил дань, но условия мира всё же были согласованы, а не продиктованы.

Финикийские города, читай террариум Больших Капиталов, жили «дружно». В 677 до н.э. царь Тира Баал I помог Асархаддону 680-669 до н.э. захватить и полностью разрушил Сидон. Но уже в 671 г. до н.э. Тир поддержал египетского фараона Тахарку из кушитской династии в противостоянии с Ассирией. Асархаддон, отправившись покорять Египет, по пути осадил Тир. В 672 до н.э. Тахарка потерпел поражение и бежал в Нубию, а Ассирия возвела на трон Египта своего ставленника Нехо I. Однако покорить Тир оказалось сложнее, чем Египет. Асархаддону так и не удалось взять его. Но всё же после разгрома Египта Баал I счёл благоразумным договориться. Перед Тиром всегда стояла дилемма – продолжить противостояние и нести убытки от прекращения торговли, либо выторговать мир на приемлемых условиях и продолжить извлечение прибыли. По условиям того мира Тир лишился всех своих материковых владений и уплатил огромную дань, но, главное, продолжил торговлю. Следует полагать, что огромная дань вскоре была извлечена финикийскими капиталами из Ассирии обратно.

В 660 до н.э. последний великий царь Ассирии Ашшурбанапал 669-627 до н.э. подавил восстание в Финикии, которая вновь поддержала кушитский Египет в противостоянии Империи. Последовавшая блокада Тира оказалась очень тяжёлой. Видимо, из-за долгого отсутствия дождей город совсем лишился пресной воды и жителям пришлось пить морскую. Убедившись в бессмысленности сопротивления, Баал I направил к Ашшурбанапалу своего сына Йахимилки с мольбой о пощаде. Ашшурбанапал мудро рассудил, что лучше иметь богатейший город в союзниках, и простил Баала. Даже вернул ему сына-заложника. Таким образом, Тир в очередной раз отделался данью. Следом за Тиром Ашшурбанапалу покорился и Арвад, лишившийся в лице Тира главного союзника.

Эпической была оборона Тира от Навуходоносора II 605-562 до н.э. В 587 до н.э. Финикия вновь поддержала возродившийся Египет в столкновении теперь уже с Вавилоном. Навуходоносор не сумел овладеть Тиром сходу и был вынужден перейти к длительной осаде. В 582 году до н.э. Вавилон закончил войну с Египтом и подписал мирный договор, скрепленный браком Навуходоносора с египетской царевной Нейтакерт. А осада меж тем продолжилась. Тир, хотя и остался в одиночестве, сдался через 13 лет с начала осады в 573 до н. э. Это был почётный мир – Тир не был разграблен и сохранил автономию. Навуходоносор обязал его царя Итобаала III лишь выдать заложников в счёт возможной будущей смуты и принимать чиновников, присылаемых из Вавилона.

Здесь приведён далеко не полный перечень выдержанных Тиром осад. Его защищённость была многократно протестирована практикой, что определённо сказалось на политической самостоятельности города, как следствие, независимости и богатстве. Конец красивой островной стратегии Тира положила армия великого Александра Македонского. Но эта тема достойная отдельного рассказа в одной из следующих заметок цикла «Мировой кризис».

Развитие островной стратегии в других интерьерах

Практика убедила Большие Капиталы, что островная стратегия очевидно работает, даже имея явные изъяны.

Недостатков Тира был лишён Карфаген, превратившийся после 600 до н.э. в главный центр финикийских торговых капиталов. Расположенный в окружении «папуасов», он был отделён от технологически продвинутых цивилизаций древности инфраструктурным морским разрывом, в силу мощи его флота до определённого момента для них непреодолимым. Поэтому, несмотря на формально континентальный статус, с позиций внутреннего содержания островной стратегии Карфаген можно с полным основанием считать «островом». Его островная стратегия работала эффективно до той поры, когда Римская империя не накопила Большие Капиталы, сравнимые с пунийскими, и не преодолела доминирующий формат его флота.

В IX-X веках одна из континентальных версий Больших Капиталов реализовала боковую ветвь островной стратегии, исполненную в речном варианте. Осуществили её иудейские капиталы в рамках мета-голема Хазарский Каганат. Их неприступной твердыней стал прекрасный зелёный остров Итиль, протянувшийся вдоль русла Волги на 8-10 км. Подступавшие к нему степные армии сталкивались с отсутствием средств переправы и материалов для их изготовления. Поэтому водная преграда шириной в несколько сот метров оказывалась для них непреодолимой. Казалось, у стратегии не было изъянов, но лишь на первый взгляд. В 965 г. грубые русы срубили ладьи и спустились на них вниз по Оке и Волге. Они одним ударом решили судьбу хазарской химеры, подробнее см. Эволюция власти 6: любовь, родившая химеру.

Первым европейским островом, приютившим Большие Капиталы, стала Венеция. Массовое строительство специальных колодцев-резервуаров «Vera da Pozzo» позволило решить проблему автономного снабжения водой, а непрерывное флотское строительство, наряду с уничтожением флотов Пизы, Генуи и Сарацинов, решили задачи практической монополизации морской торговли и доминирующего формата её военного флота.

Когда остров Венеция стал маловат в качестве рабочего тела будущего Домината, в Северных Нидерландах был реализован «болотный» вариант островной стратегии. Но молниеносный удар летом 1672 г., который вывел армию Людовика XIV на расстояние вытянутой руки до Амстердама, выявил всю его слабость. Тогда Большие Капиталы спасла решительность Вильгельма III Оранского. Ночью его отряд из 6000 немецких наемников отбил форт Мюйден, что в 10 км от Амстердама, и открыл шлюзы Зюйдерзее. Потоки воды в течение трёх дней превратили Амстердам в реальный остров.

Испытанная тогда Доминатом паника форсировала подготовку к эвакуации на большой полноценный остров Британия, которую осуществили в 1694 г., используя таланты всё того же Вильгельма III Оранского. Однако уже полутора столетиями позже Крымская война проиллюстрировала немощь Британии в качестве рабочего тела Домината. И это несмотря на всё его оснащение технологическими и финансовыми супермускулами. Чуть позже, примерно столетием спустя, немецкий флот, авиация и гений Вернера фон Брауна обозначили всю иллюзорность инфраструктурного военного разрыва между Островом и Континентом.

Было принято решение о срочной эвакуации на заблаговременно подготовленный «остров» Северная Америка. Де-факто то была реинкарнация Карфагена – всё та же великая цивилизация Больших Капиталов в окружении «папуасов», отделённая от всех технологически продвинутых цивилизаций бескрайней водной гладью. Островной флот мультиимперского формата превратил инфраструктурный военный разрыв в непреодолимый для армий Континента. Но и на «новый Карфаген» нашлась своя «Римская империя», сумевшая творчески воспринять идеи фон Брауна, что в очередной раз превратило разрыв между Островом и Континентом в иллюзорный. За это Россию так «любит» Доминат. «Варвары», системные разногласия с которыми невозможно разрешить путём применения силы, оставаясь при этом абсолютно уверенным в невозможности ответного удара с их стороны, – это нонсенс, доселе невиданный.

Жертвоприношения

Обзор Финикии и Карфагена будет неполным без упоминания о жертвоприношениях. Сведения о них в основном дошли до нас от поздних историков античности, таких как греческий историк I века до н.э. Диодор Сицилийский, финикийский историк I-II веков Филон Библский, римский историк III века Марк Юниан Юстин. Следует понимать, что античные авторы опирались не на первоисточники на твёрдых носителях из самой Финикии, а на пересказы трудов других древнегреческих авторов и греческие мифы, т.е. на свидетельства заклятых друзей Финикии.

Достоверных археологических свидетельств детских жертвоприношений в самой Восточной Финикии не найдено до сих пор. В окрестностях Карфагена (современный Тунис) и других финикийских колониях на Сардинии и Сицилии обнаружены могилы, в которых погребены урны с тщательно сожженными крошечными телами. В основном в жертву приносили детей из знатных семей. Однако очень сомнительно, чтобы болезненный для элиты обычай устойчиво воспроизводился.

Все свидетельства греков и римлян, если разбираться в них, военного характера – сделаны во время военных компаний и осад, когда под их давлением от голода, нехватки воды и эпидемий гибло население городов, и прежде всего, страдали малые дети. Так может то были торжественные похороны невинных жертв перед лицом Баала, дабы ужаснулся и помог. И позволить себе их могла только элита, поскольку кремация обходилась очень дорого.

Во всяком случае, не грекам и римлянам судить финикийцев. Те же греческие спартанцы отметились узаконенной охотой, назывались они криптии, на илотов – коренное подневольное ахейское население Лаконии, одной из областей Пелопоннеса. Дабы формально придать убийствам безоружных крестьян видимость законности, выборные должностные лица государства ежегодно объявляли илотам войну, на которую те никогда не являлись, что не мешало спартанским юношам умерщвлять по ночам безоружных людей. У тех же римлян Колизей де-факто был ареной регулярного публичного и бессмысленного жертвоприношения ради услады чувств.

Здесь, как говорится, vae victis – горе побеждённым.

Значение Финикии для процессов социогенеза

Финикия – порождение Больших Капиталов, поэтому её вклад в социогенез носит двоякий характер: 1) то, что было важно для их продвижения к абсолютной власти, 2) то, что имело значение для социосистемы в целом.

К первому пункту относится:

• обретение опыта по созданию политических структур преобразующих латентную мощь Больших Капиталов в публичную политическую власть
• рождение «протестантской» этики – морали, подчинённой биологическим смыслам бытия
• опробование пиратских методов монополизации морской торговли
• первый опыт создания морской колониальной империи
• рождение и тестирование островной стратегии
• тестирование латентных механизмов долгового подчинения верховных властителей гигантских мета-големов

А вот вклад Финикии в общий социогенез:

• первая в истории ставка на развитие международного разделения труда
• огромный вклад в развитие судостроения и дальнего мореходства
• создание энергоэффективного фонетического письма, как следствие, качественный прорыв социосистемы в работе с информацией.

Взвешивая то и другое на мысленных весах, приходишь к выводу, что к Финикии, первой наряду с Вавилоном обители по-настоящему Больших Капиталов, в полной мере относятся слова: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». На определённом этапе власть Больших Капиталов – вынужденная плата социосистемы за ускорение познания Мира и присвоения ресурсов. Плата весьма дорогая, но эволюция за развитие дёшево не берёт.

Базовые первоисточники

Львиная доля использованных в заметке материалов почерпнута у И.Ш.Шифмана, Дональда Хардена и Гленна Маркоу – профессионалов, которым принадлежат реконструкции истории, жизни и быта Финикии.

Что касается Ильи Шолеймовича Шифмана, то он является советским учёным–востоковедом. Кандидатскую диссертацию защитил по теме «Финикийская колонизация Западного Средиземноморья и возникновение Карфагенской державы». Тема докторской: «Социальные и экономические отношения в Сирии в I-III веках».  Автор более ста работ. Человек не без юмора: свою книгу «Ганнибал» опубликовал под псевдонимом «И. Ш. Кораблев», в котором использовал дословный перевод своей фамилии на русский язык. Символично, что человек с такой фамилией занимался исследованием социума мореходов. Помимо прочего перу Шифмана-Кораблёва принадлежит первый научный перевод Торы на русский язык.

Дональд Харден 1901-1994 родом из Дублина, профессиональный музейный работник и археолог. Работал хранителем старейшего музея Эшмола в Оксфорде, затем директором Лондонского музея в Кенсингтонском Дворце.  Специализировался по древнему стеклу, но не ограничивался исключительно данной темой. Книгу «Финикийцы. Основатели Карфагена»  написал в 1962 году, будучи действующим членом Комитета по надзору за участием Британии в международных раскопках в Карфагене. Это именно тот случай, когда административная нагрузка помогает в исследованиях.

Гленн Маркоу 1951-2012 – тоже профессионал. Как и Дональд Харден, он – археолог, исследователь, музейный куратор, автор. Учёную  степень  доктора философии по древнему искусству и археологии получил в университете Беркли. Первая публикация его книги  «Финикийцы» была осуществлена совместно издательствами Британского Музея и университета Беркли. Несколько лет назад удостоилась обществом Фолио в Лондоне быть выпущенной в кожаном переплёте. Гленн Маркоу шутил, что знает девять языков, на трёх из которых не разговаривают уже более 2000 лет. Двадцать три года проработал старшим куратором классического, ближневосточного, африканского и американского искусства в художественном музее Цинциннати. Последние десять лет жизни его захватили практические исследования набатейской цивилизации III век до н.э. – I век н.э. на территории Иордании.

В общем, достойные все люди.

Февраль 2018

Источник