Неперехваченное исключение

Ошибка (databaseException): Enable backtrace for debug.

Поддержка пользователей UMI.CMS
www.umi-cms.ru/support

Опрос

Мы живем внутри видеоигры?

Мы живем внутри видеоигры?

Миллиардер, предприниматель, космический (а еще электромобильный, солнечно-батарейный, hyperloop’овый и искусственно-интеллектуальный) энтузиаст Элон Маск серьезно полагает, что мы живем в игре. В виртуальной реальности, созданной некой продвинутой цивилизацией — что-то вроде предложения философа Ника Бострома, которое он выдвинул еще в 2003 году. Идея в том, что достаточно сложное моделирование виртуальной реальности с сознательными существами будет порождать сознание; модели станут самосознательными и будут считать, что они живут в «настоящем мире». Смешно, правда?

Такова новейшая версия мысленного эксперимента, который предложил еще Декарт, только у него был злобный демон, который над ним издевается. За много лет идея приобрела самые разные формы (см. «мозг в чане»), но в ее основе лежит одно и то же предположение. Все, что мы знаем об этом мире, мы постигаем через пять чувств, которые испытываем внутренне (когда зажигаются нейроны, хотя Декарт об этом не знал). Откуда нам знать, что эти нейроны соответствуют хоть чему-то реальному в мире?

В конце концов, если бы наши чувства систематически и повсеместно обманывали нас, по воле демона или еще кого-нибудь, мы бы никак не узнали. Ну а как? У нас нет инструментов, кроме наших чувств, которые могли бы проверить наши чувства на релевантность.

Поскольку мы не можем исключить возможность такого обмана, мы не можем знать наверняка, что наш мир реален. Мы все могли бы быть «симсами».

Такого рода скептицизм отправил Декарта в путешествие внутри себя на поиски чего-то, в чем он мог быть уверен абсолютно, чего-то, что могло бы послужить основой для строительства истинной философии. В итоге он пришел к cogito, ergo sum: «Я мыслю, следовательно, я существую». Но последовавшие за ним философы не всегда разделяли его убеждения.

Короче, все, что мы знаем, это что мысли существуют. Прекрасно.

(Небольшое отступление: Бостром говорит, что аргумент моделирования отличается от аргумента мозга-в-чане, поскольку куда сильнее повышает вероятность. В конце концов, как много злых гениев с мозгами-в-чане может существовать? При том что любая достаточно развитая цивилизация может запустить моделирование виртуальной реальности. Если такие цивилизации существуют и они готовы запускать моделирование, их может быть практически неограниченное число. Следовательно, мы с большой вероятностью находимся в одном из их созданных миров. Но сути дела это не меняет, так что вернемся к нашим баранам).

Красная таблетка и убедительность «Матрицы»
Самое знаковое представление идеи жизни в симуляции в поп-культуре — это фильм братьев Вачовски «Матрица» 1999 года, в котором люди представляют собой не то мозги-в-чане, не то тела в коконах, живущие в компьютерной симуляции, созданной самими компьютерами.

Но «Матрица» также показывает, почему этот мысленный эксперимент немножко опирается на обман.

Один из самых животрепещущих моментов фильма — момент, когда Нео берет красную таблетку, открывает глаза и впервые видит настоящую реальность. Вот здесь начинается мысленный эксперимент: с осознания, что где-то там, за чаном, есть другая реальность, чтобы увидеть которую достаточно понять правду. Но это осознание, каким бы заманчивым оно ни было, игнорирует основную предпосылку нашего мысленного эксперимента: наши чувства могут быть обмануты.

Почему Нео должен решить, что «настоящий мир», который он увидел после приема таблетки, действительно настоящий? Ведь это может быть другая симуляция. В конце концов, что может быть лучшим способом удержать решительно настроенных людей, чем предоставить им возможность осуществить смоделированное в песочнице восстание?

Независимо от того, сколько таблеток он съест или как убедителен будет Морфеус в своих рассказах о том, насколько реальна новая реальность, Нео все еще полагается на свои чувства, и его чувства, теоретически, можно обмануть. Поэтому он возвращается туда, откуда начал.

Вот вам затравочка для мысленного эксперимента моделирования: его нельзя доказать или опровергнуть. По этой же причине он может сосем не иметь смысла. Какая, в конце концов, разница, раз так?

Пока обман идеален, это неважно
Допустим, вам сказали следующее: «Вселенная и все ее содержимое перевернуто с ног на голову». На минуту это вынесет вам мозг, поскольку вы представите, как глотаете красную таблетку и видите все перевернутым. Но затем вы понимаете, что вещи могут быть перевернутыми только относительно других вещей, поэтому если перевернутым будет всё… какая тогда разница?

То же самое относится и к аргументу «наверное, все это иллюзия», на котором строится мысленный эксперимент моделирования. Вещи реальны относительно людей и других частей нашего опыта (так же, как мир красной таблетки реален относительно мира синей таблетки в «Матрице»). Мы реальны относительно других вещей и людей. «Все — иллюзия» имеет не больше смысла, чем «все перевернуто».

Эти предположения нельзя назвать истинными или ложными. Поскольку их истинность или ложность не относится ни к чему другому, не имеет никаких практических или эпистемологических последствий, они инертны. Они не могут иметь значение.

Философ Дэвид Чалмерс выразился так: идея моделирования не является эпистемологическим тезисом (о том, что мы знаем о вещах) или моральным тезисом (о том, как мы оцениваем или должны оценивать вещи), а метафизическим тезисом (о конечной природе вещей). Если это так, то дело не в том, что людей, деревьев и облаков не существует, а то, что люди, деревья и облака обладают не той конечной природой, что мы думали.

Но опять же, это эквивалентно вопросу: и что? Одна конечная реальность, в которую я не могу попасть, превращается в другую конечную реальность, до которой я также не могу дотянуться. А тем временем реальность, в которой я живу и с которой взаимодействую посредством своих чувств и убеждений, остается прежней.

Если все это — компьютерное моделирование, то пусть будет так. Это ничего не меняет.

Даже Бостром согласен с этим: «При ближайшем рассмотрении оказывается, что жить в «Матрице» вам придется точно так же, как если бы вы жили не в «Матрице». Вам все равно придется общаться с другими людьми, воспитывать детей и ходить на работу.

Прагматики считают, что наши убеждения и язык не являются абстрактными представлениями, которые соответствуют (или не соответствуют) какой-то сверхъестественной области независимой реальности. Это инструменты, которые помогают нам жить — в организации, в навигации, в прогнозировании мира.

Отказ от определенности в пользу вероятности
Декарт жил в эпоху, которая предшествовала эпохе Просвещения, и стал важным предшественником, поскольку хотел построить философию на том, что люди сами могли для себя извлечь, а не на том, что могла навязать религия или традиция — ничего не принимать на веру.

Его ошибка, как и многих мыслителей Просвещения, заключалась в том, что он считал, что такая философия должна имитировать религиозное знание: иерархическое, построенное на фундаменте твердой, бесспорной истины, из которой вытекают все другие истины.

Без этого твердого основания многие опасались (и до сих пор опасаются), что человечество будет обречено на скептицизм в гносеологии и нигилизм в морали.

Но как только вы отказываетесь от религии — как только размениваете авторитет на эмпиризм и научный метод — вы можете отказаться и от определенности.

То, что люди могут для себя извлечь, выбрать, предпочесть, всегда частичное, всегда временное и всегда вопрос вероятностей. Мы можем взвешивать на весах части собственного опыта с другими частями, проверять и повторять, оставаться открытыми для новых доказательств, но не будет никакого способа выйти за пределы нашего опыта и создать под всем этим твердый фундамент. Все будет хорошим, истинным, настоящим лишь относительно других вещей. Если они также хороши, истинны, реальны в каких-нибудь трансцендентных, независимых, «объективных» рамках, мы этого никак не узнаем.

Ведь по сути, бытие человека сводится к принятию решений в условиях недостаточного количества данных, информации. Чувства всегда будут давать неполную картину мира. Прямой опыт общения с другими людьми, посещения других мест всегда будет ограничен. Чтобы заполнить пробелы, нам приходится опираться на предположениях, предубеждения, убеждения, некие внутренние рамки, цензы и эвристику.

Даже наука, с помощью которой мы пытаемся приостановить наши предположения и добраться до твердых данных, полна оценочных суждений и привязок к культуре. И она никогда не будет конкретной — лишь до определенной степени вероятности.

В каком бы мире мы ни жили (в настоящем или нет), мы будем действовать исходя из вероятностей, использовать ненадежные и неточные инструменты познания, жить в постоянной дымке неопределенностей. Такова жизнь человека. Но из-за этого люди беспокоятся. Они жаждут определенностей, точек фиксации, поэтому заставляют философов докапываться до истин и попросту верят в предопределенность, высший замысел или свободу воли.

Если же никаких четких оснований нет, нам придется научиться жить с неопределенностью и расслабиться. Если их нет, философия нам не поможет. (Это высказывание принадлежит Ричарду Рорти, одному из сторонников американского прагматизма).

Элон Маcк считает, что весь мир, в котором мы живем, где живут его близкие и родные, является иллюзией, симуляцией. Он нереален, его семья нереальна, изменения климата нереальны, Марс тоже. И все же на что Маск тратит свое время? Работает в поте лица и делает что может, дабы на Земле сократились объемы выбросов углерода, а мы поселились на другой планете. Разве стал бы он так трудиться, если бы знал, что мир нереален?

Где-то в глубине души он знает, что мир настоящий ровно в той степени, в которой все это будет важно.

Источник