Неперехваченное исключение

Ошибка (databaseException): Enable backtrace for debug.

Поддержка пользователей UMI.CMS
www.umi-cms.ru/support
Знаниевый реактор -Планировочная машина. Проект Киберсин и другие истоки Больших Данных 

Проекты

Новости

29.02.2024


Россия предложила БРИКС новый способ торговли без Запада. Страны БРИКС во главе с Россией изучают вариант создания собственной системы внешнеторговых расчетов на основе блокчейна. Этот путь может стать не только выгодным с экономической точки зрения, но и безопасным с политической. Потому что сделает страны БРИКС независимыми от воли западных политиков.

09.02.2024


Эффект Николаева: простое доказательство того, что американцы не высаживались на Луне. За те пятьдесят с лишним лет, как американцы побывали на Луне, каких только исследований и доказательств не было приведено в пользу того, что на самом деле они туда не высаживались. Мы уже не раз касались этой темы, в частности рассказывали об «эффекте Джанибекова». Сегодня мы расскажем о другом эффекте – «эффекте Николаева», который доказывает, что видео о высадке астронавтов миссии «Аполлон-11» на Луне и возвращении на Землю – не документальное кино, а художественное.

05.02.2024


Разведчик ГРУ Анатолий Днепров и его потрясающая «Суэма» - это настоящая революция в советской фантастике тех лет. «Суэма» - это первая научно фантастическая повесть Анатолия Днепрова, написанная в далеком 1958-м году, и сразу же сделавшая имя этого бывшего военного разведчика известным не только в СССР, но и во всем мире. Дело в том, что за границей, в том числе и капиталистических странах, это произведение издавалось в два раза чаще, чем на родине писателя.

Архив новостей

Опрос

Какой проект интересней?

Инновационное образование и технологическое развитие

Рабочие материалы прошедших реакторов

Русская онтологическая школа

Странник

Ничего не интересно


Видео-галерея

Лекция С.Б.Переслегина, прочитанная в "Киевском дискуссионном Клубе Дилетантов"

Интервью С.Б.Переслегина на РОШ-2 в Димитровграде

Фотогалерея

Подписка на рассылку новостей

 

Планировочная машина. Проект Киберсин и другие истоки Больших Данных

Евгений Морозов

  Операционная комната (ситуационный центр) «Киберсина»

«Операционная комната» (ситуационный центр) «Киберсина».

В июне 1972 года Анхель Парра (Ángel Parra), выдающийся чилийский фолк-исполнитель, написал песню под названием «Ектения о компьютере и рождающемся ребёнке». Компьютеры как дети, пел он, и чилийские чиновники не должны отказываться от них. Появление песни было вызвано приездом в Сантьяго британского консультанта, который своей внушительной бородой и грузным телосложением напомнил певцу Санта-Клауса, несущего «скрытый подарок, кибернетику».

Консультант Стаффорд Бир (Anthony Stafford Beer) был приглашён в Чили ведущими специалистами в сфере планирования, чтобы помочь направить страну на путь, который демократически избранный президент-марксист Сальвадор Альенде (Salvador Allende Gossens) называл «чилийским путём к социализму». Бир являлся передовым теоретиком кибернетики — дисциплины, рождённой в середине прошлого века из попыток понять роль коммуникации в регулировании биологических, социальных и технических систем. Что регулировать, правительству Чили хватало с лихвой: Альенде, занявший свою должность в ноябре 1970 года, стремительно национализировал ключевые отрасли промышленности страны и обещал «участие рабочих» в процессе планирования. Миссия Бира заключалась в создании суперсовременной информационной системы, которая бы сделала это возможным и тем самым перенесла бы социализм в компьютерную эру. Разработанная им система носила блестящее научно-фантастическое название: «проект Киберсин».

Бир не походил на типичного спасителя социализма. Он занимал руководящую должность в United Steel, работал директором по развитию в International Publishing Corporation (в те времена одной из крупнейших медиа-компаний в мире) и вёл прибыльную консалтинговую практику. Жил он на широкую ногу, имел Роллс-Ройс и большой особняк в Суррее, оснащённый водопадом на дистанционном управлении в обеденном зале и стеклянной мозаикой с узором, основанным на последовательностях Фибоначчи.

Дабы убедить рабочих в том, что кибернетика на службе плановой экономики может раскрыть наилучшие стороны социализма, был предпринят целый ряд разъяснительных мер. В придачу к народной музыке планировалось создание монументальных настенных изображений кибернетической тематики на фабриках, а также съёмки мультфильмов и кинолент. Недоверие оставалось. «Чили управляется компьютером», — гласило в январе 1973 года заглавие статьи в британской газете The Observer, формируя тем самым восприятие планов Бира на его родине.

Центральное место в «проекте Киберсин» («кибернетическая синергия») занимала «операционная комната», где должны были приниматься кибернетически обоснованные решения по вопросам экономики. Сидящие в «операционной комнате» специалисты могли изучать критические показатели — любезно подытоженные в виде стрелок «вверх» и «вниз», — получаемые в режиме реального времени из потока данных, который стекался с заводов всей страны. Прототип «операционной комнаты» был построен в центре Сантьяго, во внутреннем дворе здания, где располагалась национальная телекоммуникационная компания. Это было шестиугольное пространство диаметром десять метров, где разместились семь белых стеклопластиковых вращающихся кресел с оранжевыми подушками и футуристические экраны на стенах. Столы и бумага были запрещены. Бир создавал будущее, и оно должно было выглядеть как будущее.

Это был вызов: у чилийского правительства заканчивались деньги и резервы; Соединённые Штаты, встревоженные кампанией национализации Альенде, делали все возможное, чтобы изолировать Чили. Таким образом, возникла определённая необходимость в импровизации. Достаточно было нажатия кнопки, и на четыре экрана выводились сотни картинок и диаграмм, предоставляя историческую и статистическую информацию о производстве — «Поток данных»; но изображения экранов проходилось рисовать (и перерисовывать) вручную, эту работу выполняли четыре молодых женщины-дизайнера. Учитывая планы Бира построить целую «фабрику по выпуску операционных комнат», — располагать такой комнатой должен был каждый государственный концерн — по меньшей мере, проект Киберсин мог обеспечить полную занятостью графическим дизайнерам.

Испытывая слабость к сигарам и виски, Бир предусмотрел, чтобы в левый подлокотник каждого из кресел были вмонтированы пепельница и небольшой держатель стакана. (Порой, кажется, управление экономикой «подшофе» идёт гораздо лучше!). Другой подлокотник был оборудован рядами кнопок для навигации по экранам. В придачу к «Потоку данных» существовал экран, который моделировал состояние чилийской экономики при различных условиях. Перед тем как устанавливать цены, закладывать производственные квоты или менять распределение горючего, вы могли видеть, какие последствия повлечёт ваше решение.

Одна из стен была зарезервирована под «проект Киберфолк» — амбициозную попытку в реальном времени отслеживать показатели счастья всей чилийской нации, как отклик на решения, принимаемые в комнате. Бир создал устройство, позволяющее гражданам страны, не покидая своих квартир, перемещать стрелку на циферблате, который, подобно вольтметру, указывал шкалу настроений от крайнего несчастья до полного блаженства. Планировалось соединить эти устройства в сеть — она должна была действовать на мощностях существующих телесетей, — таким образом представлялось возможным определить суммарное народное счастье в любой момент времени. Альгедометр, как назвали этот прибор (от греческого algos — «боль», и hedone — «удовольствие»), позволял измерять лишь конечную реакцию — «удовольствие или боль», чтобы показывать, работает ли государственная политика.

Проект Киберсин можно также рассматривать как своего рода посылку из будущего. В наши дни бизнес-публикации и технологические конференции без конца прославляют динамическое реалтайм-планирование, повсеместное внедрение крошечных, но мощных сенсоров, и, прежде всего, Большие Данные — безгранично эластичную концепцию, которая, в соответствии с неумолимым, но пока ещё безымянным законом технического прогресса, заключает в этих двух словах уже вдвое больше неопределённости, чем год назад. Во многих отношениях кибернетическая мечта Бира, наконец, сбылась: достоинства сбора и анализа информации в реальном времени — это предмет веры, который в одинаковой степени разделяют и правительства, и корпорации.

***

Бир был приглашён в Чили двадцативосьмилетним технократом по имени Фернандо Флорес (Carlos Fernando Flores Labra), которого Альенде назначил на должность в агентстве по государственному развитию. На это агентство, оплот чилийской технократии, была возложена задача управления национализированными накануне предприятиями. Флореса вовсе не смущало отсутствие у Бира «социалистического сертификата». Прежде всего, он усматривал глубокое интеллектуальное родство между социализмом и кибернетикой; на самом деле, и Советский Союз, и ГДР задумывались о создания проектов, похожих на Киберсин, но так и не реализовали их.

Как показала Эден Медина (Eden Medina) в книге «Кибернетические революционеры» — своей истории проекта Киберсин — Бир задался целью решить острую дилемму, с которой столкнулся Альенде: каким образом национализировать сотни компаний, переориентировать их производство на социальные нужды и заменить рыночную систему центральным планированием, содействуя при всем этом обещанному им участию рабочих? Бир осознавал, что проблемы планирования в бизнесе — какое количество запасов хранить на складах, какие производственные планы наметить, как задействовать простаивающее оборудование — были схожи с проблемами центрального планирования. Компьютеры, которые делали возможной лишь автоматизацию фабрик, для таких задач были малопригодны; то, что Бир называл «упрямством вещей», предполагало участие человека. В чём могли помочь компьютеры — это в обозначении проблем, требующих немедленного вмешательства, или, скажем, в моделировании долгосрочных последствий каждого решения. Анализируя целые кладези производственных данных, компьютеры могли предупредить управленцев о любой «нарождающейся нестабильности». Короче говоря, кибернетический менеджмент открывал путь к реорганизации социализма — к «экономике командной строки».

Чтобы воспользоваться преимуществами автоматизированного компьютерного анализа, менеджеры должны были получать ясное представление о повседневной жизни внутри их собственного предприятия. Во-первых, им полагалось обнаружить критически узкие места, или «бутылочные горлышки». Им нужно чётко знать, что, если грузовики прибывают с опозданием по плану A, тогда производство по плану B не уложится в сроки. Почему задерживаются грузовики? Ну, например, могут бастовать водители, либо ненастная погода, возможно, перекрыла дороги. Самые подробные представления об этих вещах имеют не менеджеры, а рабочие.

Когда Бир был служащим сталелитейной индустрии, чтобы извлечь подобного рода «скрытые знания», он созывал экспертов — антропологов, геологов, логистов — и посылал их в цеха. Цель состояла в том, чтобы сформировать перечень соответствующих показателей (запас топлива или задержка доставки), которые можно было бы контролировать, и таким образом менеджеры получали бы возможность на ранних стадиях предотвращать возникновение проблем. В Чили Бир собирался воссоздать этот процесс моделирования: после консультаций с рабочими и менеджерами чиновники составляют перечень ключевых производственных показателей. «Контролирующий компьютер должен быть связан в онлайн-режиме с происходящим в реальной жизни», — утверждал Бир в своей лекции 1964 года, в которой предвещал пришествие умных, подключённых к сети устройств — так называемого «Интернета вещей». Будучи заранее уведомлёнными, рабочие, вероятно, могли бы решить большую часть своих проблем. От внедрения компьютеров выиграл бы каждый: рабочие наслаждались бы большей автономий, в то время как менеджеры находили бы время для долгосрочного планирования. В понимании Альенде, это был хороший социализм. В понимании Бира — хорошая кибернетика.

***

Кибернетика появилась на свет в середине 1940-х годов, как только учёные из различных дисциплин стали замечать, что социальные, природные и механические системы демонстрируют схожие паттерны саморегулирования. Классический труд Норберта Винера (Norbert Wiener) «Кибернетика, или управление и связь в животном и машине» (1948) рассматривал поведение человека, исходя из тщательного изучения таких технологий как радар или термостат. Последнее устройство характерно тем, как мало ему нужно знать для выполнения своей функции. Ему всё равно, отчего в комнате становится жарко — от вашего новенького плазменного телевизора, или от погоды за окном. Ему нужно лишь сравнить фактическую отдачу (температура в данный момент) с заложенным ранее значением (желаемая температура) и отрегулировать поступление (какой бы механизм ни производил тепло или холод).

Винер считал, что человек, страдающий от тремора — проливающий стакан воды, не донеся его до губ, — сродни неисправному термостату. И тот и другой опираются на «негативную обратную связь» — «негативную», поскольку она стремится противиться тому, что делает система. В некотором смысле, наши тела являются механизмами обратной связи: мы поддерживаем температуру наших организмов без помощи специальных запрограммированных реакций на «состояние: баня» или «состояние: тундра». Тенденция к саморегулированию известна под названием «гомеостаз», и это явление повсеместно как в мире природы, так и в мире механики. Для Бира, в действительности, корпорации являются гомеостатами. У них есть чёткая цель — выживание, — и в них полно цепочек обратной связи: между компанией и её поставщиками, или между рабочими и менеджментом. И если мы можем создавать гомеостатические корпорации, то почему бы не создавать гомеостатические правительства?

Тем не менее, центральное планирование подвергалось разгромной критике за неспособность отвечать на запросы изменчивой действительности, особенно со стороны рыцаря свободного рынка Фридриха Хайека (нем. Friedrich August von Hayek). Усилия социалистических планировщиков, утверждал он, были обречены на провал, поскольку они не могли делать того, что мог свободный рынок: агрегировать слабо кодифицированные знания, которые косвенно определяют поведение участников рынка. Бир и Хайек были знакомы; как отмечал Бир в дневнике, он даже заслужил похвалы Хайека за своё видение кибернетической фабрики после того, как презентовал её в Иллинойсе в 1960 году. (Хайек в конечном счёте тоже оказался в Чили, но уже в качестве консультанта Пиночета). Но они никогда не приходили к согласию насчёт планирования. Бир был полон уверенности в том, что технологии могли бы помочь включить в процесс планирования неформальные знания рабочих, и при этом снизить информационную перегруженность.

Проект Киберсин, конечно же, испытывал острую нехватку устройств, доступных современным организациям. Когда Бир прибыл в Сантьяго, он имел доступ всего лишь к двум мейнфреймовым компьютерам, которые были крайне необходимы для других задач. Бир остановил свой выбор на «облачной» модели: один центральный компьютер, анализирующий отчёты, посылаемые телексом с государственных предприятий, мог информировать фирму о возникающих проблемах, а если ничего не было предпринято — оповещать компетентные органы.

Но компьютерный анализ предприятий был хорош лишь в качестве базовой формальной модели того, как они в действительности работают. Описание этого процесса в 1977 году дал старший сотрудник проекта Киберсин Герман Швембер (Herman Schwember). Команда по моделированию, откомандированная, к примеру, на консервный завод, должны была начать с перечня технических вопросов. Какие из поставок — жестяные банки, сахар, фрукты — являются критическими для того, чтобы завод заработал на полную мощность? Есть ли статистика — скажем, количества очищенных фруктов, числа банок на заводских линиях — которая представляла бы точную картину положения дел на производстве? Имеются ли какие-нибудь устройства, способные автоматически предоставлять показатели, интересующие команду (возможно, счётчик узла герметизации)? Ответы вносились в блок-схему, которая брала начало от поставщиков и заканчивалась потребителями.

Предположим, государственные планировщики желали, чтобы завод расширил заготовительную мощность на 200%. Моделирование должно было определить, достижима ли поставленная цель. Скажем, существующий котёл использовался на 90% от потенциала, а рост количества консервированных фруктов означал бы превышение этой мощности на 50%. Располагая этими цифрами, вы можете сгенерировать статистический профиль необходимого вам котла. Быстро решился бы вопрос нереалистичных производственных задач, злоупотребления ресурсами, неразумных инвестиционных решений. «Собирать данные в режиме реального времени и немедленно их обрабатывать — это вполне осуществимо», — отмечал позже Бир. «Но у нас нет ни машин для столь быстрого сбора данных, ни изощрённых компьютерных программ, которые знали бы, что делать с таким изобилием информации, если бы она у нас таки появилась».

***

В наши дни оснащённые сенсорами котлы и консервные банки передают свои данные автоматически, в режиме реального времени. И, в точности как думал Бир, данные о нашем поведении в прошлом способны давать полезные прогнозы. Недавно Amazon получил патент на «опережающую доставку» — технологию доставки товаров ещё до размещения заказа. Ретейлеру Walmart уже давно известно, что продажи клубничного печенья Pop-Tarts имеют тенденцию взлетать как раз накануне ураганов; в духе поддерживаемого компьютерами гомеостаза, компания знает, что лучше пополнить свои полки, чем спрашивать почему.

Имея в распоряжении целые океаны информации, правительства следуют их примеру. Это видно из эссе об «управляемом данными городе» Майкла Флауэрса (Michael Flowers), бывшего главного аналитика города Нью-Йорк, которое вошло в книгу «По ту строну прозрачности: Открытые данные и будущее гражданских инноваций» — свежий сборник эссе (опубликованный, что характерно, издательством Code for America Press) под редакцией Бретта Голдштейна (Brett Goldstein) и Лорен Дайсон (Lauren Dyson). Анализ данных в реальном времени, полагает Флауэрс, позволяет городским учреждениям действовать в кибернетической манере. Рассмотрим, к примеру, логистику строительных инспекторов в таком городе как Нью-Йорк. Если городские власти знают, какой дом уже бывал охвачен пожаром в прошлом, если у них есть подробное досье на каждый из таких домов — например, если известно, что для таких домов, как правило, характерна незаконная перепланировка, а их владельцы отстают по уплате налогов на недвижимость или имеют историю ипотечного выкупа, — они могут предугадать, какие дома, вероятно, воспламенятся в будущем, и решить, куда инспектору следует сходить в первую очередь. Апелляция этого примера к бюрократам предельно очевидна: как и центральные планировщики Бира, они могут быть более эффективны, оставаясь при этом в неведении о причинно-следственных механизмах происходящего. «Меня не интересуют причинно- следственные связи, кроме тех, которые указывают, что делать», — так Флауэрс отвечает Кеннету Кукиру (Kenneth Cukier) и Виктору Майер-Шёнбергеру (Viktor Mayer-Schönberger), авторам «Big Data» (издательство Houghton Mifflin) — другой свежей книги на эту тему. «Причинно-следственная связь — для других людей, и, откровенно говоря, это очень рискованно, когда вы начинаете говорить о причинности… Знаете, у нас хватает реальных проблем, которые нужно решать».

В другой статье из книги «По ту сторону прозрачности» технологический публицист и изобретатель Тим О’Райли (Tim O’Reilly), один из корпоративных интеллектуалов Кремниевой долины, восхваляет новую модель государственного управления, которую он сам называет «алгоритмическим регулированием». Его цель — заменить жёсткие правила, издаваемые оторванными от реальности политиками, изменчивыми и персонализированными цепочками обратной связи, которые генерируются «вооружёнными» гаджетами потребителями. Репутация становится новым регулятором: зачем принимать законы, запрещающие таксистам сваливать на заднем сидении обёртки от сандвичей, если рынок может быстро покарать такое поведение оценкой в одну звёздочку? Разумеется, это не идёт ни в какое сравнение с социалистической утопией Бира, но зиждится на том же кибернетическом принципе: накапливать как можно больше релевантных данных из как можно большего числа источников, анализировать их в режиме реального времени, и принимать оптимальное решение, исходя из текущих обстоятельств, а не из неких идеальных построений. Всё, что требуется — это набор стеклопластиковых вращающихся кресел.

***

Чилийская политика, как это случается, не имела ничего общего с гомеостазом. На протяжении первых спокойных лет правления Альенде кибернетическая синергия не вызывала особых споров: экономика росла, расширялись социальные программы, улучшались реальные зарплаты. Но затишье длилось недолго. Альенде, разочарованный непримиримостью парламентской оппозиции, принялся руководить при помощи прямых административных указов, подтолкнув оппозицию к вопросу о конституционности его действий. Рабочие также стали вызывать беспокойство, требуя повышения зарплат, чего правительство выполнить могло. Вашингтон, встревоженный тем, что «чилийский путь к социализму», возможно, уже найден, также вмешивался в политику страны, пытаясь сорвать некоторые из заявленных реформ.

В октябре 1972 года общенациональная забастовка дальнобойщиков, испуганных национализацией, грозила парализовать страну. У Фернандо Флореса возникла идея, как применить телексные машины Киберсина, чтобы перехитрить бастующих, побуждая различные отрасли делиться топливом сообща. Большинство рабочих отказались поддержать забастовку и стали на сторону Альенде, который, в свою очередь, позвал в правительство военных. Флорес был назначен министром экономики, забастовка захлебнулась, и, казалось, проект Киберсин вот-вот восторжествует.

Альенде посетил «операционную комнату» 30 декабря 1972 года, он посидел во вращающемся кресле, нажал одну-две кнопки. Стояла жара, и кнопки не показали правильных слайдов. Но президент был неустрашим, он велел команде продолжать работу. И они продолжили, подготавливая систему к её официальному запуску, назначенному на февраль 1973 года. К тому времени, однако, долгосрочное планирование начало становиться чем-то вроде роскоши. Один из директоров Киберсин отмечал тогда, что «с каждым днём все больше людей хотели работать на проекте», но при всём наплыве кадров система до сих пор отказывалась работать надлежащим и своевременным образом. В одном из случаев менеджер цементной фабрики обнаружил, что надвигающаяся нехватка угля может остановить производство на его предприятии, поэтому он отправился на угольную шахту, чтобы лично уладить проблему. Спустя несколько дней от Киберсин поступило уведомление, предупреждающее о потенциальной нехватке угля — проблеме, которую он уже решил. Учитывая подобные задержки, фабрики теряли стимул сообщать свои данные.

Один из инженеров — участников проекта описывал процесс заводского моделирования как «откровенно технократический» и «спускаемый сверху» — он не вовлекал, не «обращался к конкретному парню, реально работающему на фрезерном или прядильном станке». Разочарованный растущей бюрократизацией проекта Киберсин, Бир подумывал об отставке. «Если мы хотим новой системы государственного управления, то, похоже, мы её не получим», — писал он своим чилийским коллегам той весной. «Команда разваливается на части и опускается до личных склок». Привязанный к языку кибернетики, Бир не знал, что делать дальше. «Я не вижу путей к реальным переменам, которые бы сокрушили чилийскую бюрократию, не подлежащую ремонту», — писал он.

Таков был сам режим Альенде, который вскоре сам окажется повержен, без вариантов ремонта. Пиночет не нуждался в центральном планировании — его заменил свободный рынок. Когда 11 сентября 1973 года режим Альенде был свергнут, это стало концом и для проекта Киберсин. Бир на тот момент находился за пределами страны, но остальным повезло гораздо меньше. Альенде в итоге погиб, Флорес оказался в тюрьме, другие менеджеры Киберсин — в бегах. Не выжила и «операционная комната». В порыве того, что мы могли бы сегодня назвать «гневом на Power Point», один из чилийских военных распотрошил ножом её слайды.

***

В наши дни можно услышать как об эстетике проекта Киберсин, так и о его политике. Сходство между «операционной комнатой» — с её белоснежной утилитарной поверхностью и крупногабаритными кнопками — и эстетикой Apple неслучайно. Комната была спроектирована Ги Бонсипом (Gui Bonsiepe), немецким дизайнером-новатором, который учился и преподавал в Ульмской школе дизайна (нем. Hochschule für Gestaltung Ulm). Именно из индустриального дизайна Ульмской школы черпали вдохновение Стив Джобс (Steven Paul «Steve» Jobs) и дизайнер Apple Джонатан Айв (Jonathan Paul «Jony» Ive).

Но Киберсин предвосхитил нечто большее, чем особенности технологических форм. Пикантный факт: Nest — вызывающий всеобщее восхищение умный термостат, который чувствует, находитесь ли вы дома, и позволяет дистанционно регулировать температуру — сейчас принадлежит Google, а не Apple. Созданный инженерами, работавшим ранее над iPod, он обладает блестящим дизайном, но подавляющая часть его функциональности (наподобие способности узнавать и поддерживать вашу любимую температуру, наблюдая за вашим поведением) пришла из анализа данных — хлеба и масла Google. Распространение датчиков с возможностью подключения к интернету обеспечивает гомеостатическое решение бесчисленного множества сложных проблем. Популярное приложение для смартфонов Google Now может постоянно контролировать наше состояние и (подобно скорее Большой Матери, нежели Большому Брату) ненавязчиво подталкивать нас к правильным вещам — скажем, делать зарядку или прихватить зонтик.

Компании вроде Uber тем временем уверяют, что рынок достигает гомеостатического равновесия через мониторинг спроса и предложения на перевозки. Google недавно приобрёл компанию-производителя умных ложек — гаджетов, которые, на редкость, одновременно и умны, и полезны, — сводящих на нет симптомы тремора, что в своё время так увлекли Норберта Винера. (Существуют также и умные вилки, начинающие вибрировать, когда вы едите слишком быстро; «умный» — это ещё не означает «не тупой»). Повсеместность датчиков в наших городах способна менять поведение: новая умная парковочная система в Мадриде взимает различную плату в зависимости от года выпуска и марки автомобиля, налагая взыскания на владельцев старых, загрязняющих окружающую среду машин. Транспортное бюро города Хельсинки выпустило приложение подобное Uber, которое, вместо диспетчеризации индивидуальных авто, координирует многочисленные запросы о ближайших пунктах назначения, группирует пассажиров и позволяет им совместно воспользоваться микроавтобусом, что получается гораздо дешевле такси.

Подобные эксперименты, впрочем, были бы невозможны без доступа к исходным данным, и такие компании как Uber зачастую желают собирать и хранить как можно больше данных. Когда в 1975 году Бир утверждал, что «информация является национальным ресурсом», он опередил своё время в вопросе о собственности — кто владеет средствами производства данных, не говоря уже о самих данных? — как политической проблеме, которая не может быть сведена лишь к её технологической стороне.

Uber говорит, что он способен отслеживать кривые спроса-предложения в режиме реального времени. Вместо того чтобы придерживаться фиксированных расценок на автоперевозки, он может назначать плавающую цену в зависимости от состояния рынка на момент заказа. Как сказал СЕО Uber’а журналу Wired в прошлом декабре: «Не мы устанавливаем цену. Рынок устанавливает цену. У нас есть алгоритм, чтобы определять, каков этот рынок». Это изумительное тематическое исследование Киберсин-капитализма. И это объясняет, почему расценки Uber склонны взлетать в ненастную погоду. (Недавно компания согласилась ограничить эти повышения в американских городах при чрезвычайных ситуациях.) Скачкообразное ценообразование, утверждает Uber, позволяет в плохую погоду выводить на дороги больше водителей. Данное утверждение было бы гораздо убедительнее, если бы существовал способ проверить его истинность, взглянув на реальные данные. Но в Uber, как и во многих других технологических компаниях, происходящее в «операционной комнате» не выходит за пределы этой комнаты.

***

Стаффорд Бир был глубоко потрясён путчем 1973 года и посвятил свои ближайшие после Киберсина годы помощи чилийским коллегам в изгнании. Он развёлся с женой, продал свой причудливый особняк в Суррее и уединился в укромном загородном доме в валлийской глубинке, где не было даже воды из крана и длительное время не было телефонной линии. Своей когда-то заботливо подстриженной бороде он позволил отрасти до толстовских размеров. Позже один чилийский учёный отмечал, что Бир приехал в Чили бизнесменом, а уехал оттуда хиппи. У него появились страстные последователи порой в самых неожиданных кругах. В ноябре 1975 года у них завязалась переписка с Брайаном Ино (Brian Peter George St. John le Baptiste de la Salle Eno). Книга Бира попала в руки Ино от его коллег-музыкантов Дэвида Бирна (David Byrne) и Дэвида Боуи (David Bowie); «Мозг фирмы» Стаффорда Бира Боуи относил к перечню своих излюбленных книг.

Изолированный в своём коттедже, Бир занимался йогой, рисованием, писал поэмы, время от времени консультировал клиентов вроде популярной британской пекарни Warburtons. Тем не менее управленческая кибернетика процветала: Malik, респектабельная консалтинговая фирма из Швейцарии, применяла идеи Бира на протяжении десятилетий. В последние годы жизни Бир пробовал воссоздать Киберсин в других странах — Уругвае, Венесуэле, Канаде — но местные бюрократы опять и опять ставили палки ему в колёса. В 1980 году он написал Роберту Мугабе, президенту Зимбабве, желая оценить его интерес к созданию «национальной информационной сети (управляемой через децентрализованные узлы при помощи дешёвых микрокомпьютеров), чтобы сделать страну более управляемой во всех модальностях». Мугабе, по всей видимости, не нашёл применения альгедонической метрике.

Фернандо Флорес пошёл в противоположном направлении. В 1976 году Amnesty International добилась его освобождения из тюрьмы, и в итоге он оказался в Калифорнии, в Университете Беркли, где стал преподавать идеи Мартина Хайдеггера и Джона Л. Остина, а также писал докторскую диссертацию на тему бизнес-коммуникаций в офисе будущего. В Калифорнии Флорес открыл в себе способности бизнес-консультанта и технологического предпринимателя. (Среди его покровителей в начале 80-х был основатель тренинговой методики «ЭСТ» Вернер Эрхард (Werner Erhard)). Спустя годы Флорес вернулся в чилийскую политику и в 2001 году был избран в Сенат. Вынашивая планы идти в президенты, в конечном счёте он создал собственную партию и нашёл общий язык с правыми.

Ещё до создания Киберсин Бир порой сетовал, мол, технологии «как будто водят человечество за нос». После своего опыта в Чили он решил, что виной всему нечто иное. Если именно Кремниевая долина, а не Сантьяго, зарекомендовала себя столицей кибернетического менеджмента, то Бир не ошибался, считая, что Большие Данные и распределённые датчики могут служить принципиально разным социальным задачам. Пусть цепочки обратной связи и помогают нам использовать ограниченные ресурсы более эффективно, легкодоступность стильных термостатов не должна заслонять нас вопросов о том, не слишком ли хрупки стены наших домов и не разбиты ли окна. Щепотка причинно-следственного мышления может прояснить очень многое. При всей своей утопичности и сциентизме, альгедонической метрике и рисованных от руки графиках, проект Киберсин в некоторых аспектах доказал свою политическую правоту: он проистекал из потребностей граждан, и исходил из этого. Проблема же современного цифрового утопизма в том, что он берет своё начало из слайдов PowerPoint на презентациях венчурных капиталистов. Будучи гражданами эпохи Потоков Данных, мы до сих пор не выяснили, как отыскать наш путь к счастью. Но при этом нам продают все новые и новые счётчики данных, делая на этом огромные деньги.

Источник