Неперехваченное исключение

Ошибка (databaseException): Enable backtrace for debug.

Поддержка пользователей UMI.CMS
www.umi-cms.ru/support

Знаниевый реактор -Сергей Переслегин: Скипидар с авианосцами и коньяк с Кораном 

Проекты

Новости


Архив новостей

Опрос

Какой проект интересней?

Инновационное образование и технологическое развитие

Рабочие материалы прошедших реакторов

Русская онтологическая школа

Странник

Ничего не интересно


Видео-галерея

Фотогалерея

Подписка на рассылку новостей

 

Сергей Переслегин: Скипидар с авианосцами и коньяк с Кораном

Интервью с Сергеем Борисовичем Переслегиным.

Информация к размышлению:

Футуролог, литературный критик, журналист и писатель Сергей Переслегин родился 16 декабря 1960 года. Окончил физический факультет Ленинградского государственного университета по специальности «физика ядра и элементарных частиц». С 1989 года занимался вопросами теории систем в Московском институте системных исследований (НИИСИ). Работал преподавателем физики в физико-математической школе при Ленинградском государственном университете, сотрудничал с Московским Институтом Системных исследований, читал лекции в Казанском университете и Рижском социологическом центре. Руководитель теоретического отдела Исследовательской группы «Конструирование Будущего», эксперт Центра стратегических разработок «Северо-Запад». Активист советского фэн-движения, создатель ленинградского Клуба любителей фантастики «Полгалактики», руководитель клуба любителей стратегии и военной истории «Имперский генеральный штаб» (1991-2003). С 1985 года — участник Семинара Бориса Стругацкого. В те же годы статьи Переслегина начали публиковаться в фэнзинах. В 1988-1989 годах выступил в роли автора послесловий к серии сборников писателей «четвертой волны» «Новая фантастика». В 1994 году ранние фантастиковедческие работы Переслегина собраны в сборник «Око тайфуна». Автор цикла предисловий и послесловий к собранию сочинений братьев Стругацких (издательство «АСТ»). Редактор и составитель военно-исторических серий, автор книг «Самоучитель игры на мировой шахматной доске», «Вторая мировая. Война между реальностями», «Мифы Чернобыля», «Тихоокеанская премьера» (в соавторстве с Е.Переслегиной), «Опасная бритва Оккама» и других. Лауреат премий «Странник», «Бронзовая Улитка», «АБС-Премии» и других литературных наград. Живет в Санкт-Петербурге. Ныне научный руководитель "Проектной Группы Знаниевый Реактор".

 

— Сергей, во времена расцвета так называемой «четвертой волны» вы прославились в фэндоме как один из ведущих литературных критиков. Вон, у меня на полке стоит чудесный сборник «Око тайфуна», давно ставший библиографической редкостью — хорошо бы его переиздать для знатоков и ценителей, с тем же составом, тем же тиражом, только более качественно, а то рассыпается на странички... Но речь не об этом. Сейчас вы занимаетесь совсем другими делами. Чем объясняется ваш уход — чисто прагматическими соображениями? Разочарованием в литературе как инструменте изменения мира?

— Фантастика была и остается для меня одним из важнейших инструментов познания мира и, прежде всего, инструментом изучения Будущего. Другой вопрос, что среди писателей-фантастов, озабоченных реальным Будущим, с начала 2000-х годов почти перестали встречаться русские имена, в этом отношении можно говорить о «кризисе четвертой волны».

Впрочем, на Западе когнитивной фантастики тоже очень немного: Дэн Симмонс, Вернор Виндж, Нил Стивенсон, Р.Л.Лафферти. Пожалуй, и все! Так что, очень может быть, что году в 2013-м опубликуют два или три русских романа, и счет сразу сравняется.

Это, конечно, возможно. Но пока приходится диагностировать увеличение отставания российской фантастики от американской, и это очень тревожный симптом. «Второе место в общекомандном зачете» мы сохраняем. Слабое утешение!

Вы спрашиваете о причинах моего «ухода» из литературной критики. Но я никогда там не был! Я всегда занимался — и продолжаю заниматься — одним и тем же делом: теорией и практикой конструирования Будущего. Это можно делать на материале фантастики, на материале военной истории или историософии, на материале прогностических моделей. А также можно использовать в качестве основы стратегии регионального развития, описания городской среды, инженерные проекты. И еще многое другое.

Сейчас, например, мы начинаем активно работать с технологическими пакетами, и ведем переговоры о создании ТехноЛиги. (Надеюсь, фэны не забыли, что этот термин принадлежит Полу Андерсону).

Каждый проект, которым всерьез занимаешься, отнимает все время, и на личные желания его уже не остается.

Я очень хочу написать комментарии к «Янтарному циклу» Роджера Желязны. Задача описания «приключения технологий» при фазовых переходах настоятельно требует подробного анализа — даже не статьи! — «Барочного цикла» Нила Стивенсона. Практически невозможно всерьез говорить о современном «технологическом мэйнстриме», не исследовав цикл «Илион» и «Олимп» Симмонса и не рассмотрев важные параллели с нефантастическими текстами Симмонса, например, «Террором».

Но для меня не менее важна «Первая Мировая между Реальностями». Не завершена книга «Кофе по-венски», и на этот «долг» уже пять лет «капают проценты». И есть в планах «квантовый детектив», и существует пока неясная задача компактификации знаний индустриальной фазы развития — «новая энциклопедия»... Иначе говоря, можно наступать в разных направлениях, и любое из них перспективно, но все «дивизии» заняты своим делом на своем фронте, и снять их оттуда не представляется возможным.

Нужно иметь в виду еще одно: сегодня умирают не только бумажные тексты, но и вся цивилизация Книги. Я, кстати, не вижу в этом ничего особо трагического, если, конечно, вовремя понять, что приходит ей на смену. В декабре этого года в Киеве группа Основателей проводит конференцию «За книгой». Возможно, после нее некоторые из литературных проектов перейдут из стадии «хотелок» в стадию деятельности. Но сомневаюсь, что продуктом этой деятельности будет литературная критика — по крайней мере, в привычной для всех форме.

— Как вас, человека, читавшего «Футурологический конгресс», где Станислав Лем камня на камне не оставил от этой лженауки, угораздило стать футурологом? Астрология, гадание на кофейной гуще, иеромантия, футурология — это, по-моему, практики одного ряда...

— Хочется процитировать Кира Булычева: «этот город все называют по-разному, и виной всему — поголовная безграмотность». Вы смешали в своем вопросе скипидар с авианосцами и коньяк с Кораном.

Во-первых, футурология, то есть создание научно обоснованных образов Будущего, представляет собой лишь один из инструментов прогнозирования, коих несколько десятков. Например, фантастика, форсайт, дельфи-анализ, имитационное моделирвоание, сценирование, социосистемный анализ, пиктографический метод, средовой анализ, анализ техпакетов... Во-вторых, футурология — один из самых бесполезных инструментов, область его применения узка, и даже в этой области можно спокойно обходиться без него. Ни в одной практической задаче из области прогнозирования мне он не понадобился.

В-третьих, Станислав Лем является для нас, прогностиков, «святым Станиславом», как и для Зейна Горта из «Серебряных яйцеглавов». Собственно, из писателей-фантастов именно Лем, Азимов, Ефремов оказали самое сильное влияние на современную прогностику.

Когда наша группа делала прогноз развития мировой энергетики на период до 2075 года, у нас была возможность пригласить на семинар зарубежных экспертов. Я спросил у коллег, кого? «По настоящему интересна только позиция Лема, но он же умер...»

Замечу здесь, что Лем предсказал распределенные сетевые объекты с неопределенной психичностью («Непобедимый»), посттоталитарную либеральную демократию («Возвращение со звезд»), анонимную диктатуру в условиях управления, построенного на прокрустике («Эдем»), «цивилизацию запахов и эксплуатацию через управление подлинностью» («Футурологический конгресс»)... Список можно продолжать очень долго.

Именно перу Лема принадлежит лучшая прогностическая работа ХХ столетия — «Сумма технологии».

И про этого человека вы говорите: не оставил камня на камне от лженауки футурологии? Вам самому-то не стыдно?

Кстати, футурология — действительно лженаука, но совершенно не в том значении, в котором вы употребляете это слово, и совершенно по иным причинам, чем вы думаете...

Наконец, в четвертых. Прогностика — в отличие, кстати, от футурологии — вообще не наука. Базовой деятельностью любой науки является исследование. Базовой деятельностью прогностики является управление.

Прогностики не занимаются гаданием.

«Я знаю точно, наперед Сегодня кто-нибудь умрет. Я знаю где, и знаю как. Я не гадалка — я маньяк»

В настоящее время существует лишь несколько значимых вопросов, касающихся глобального будущего:

- возможен ли фазовый переход и построение когнитивной фазы развития без фазовой катастрофы и периода Темных веков?

- какая из четырех наиболее вероятных технологических версий когнитивной фазы предпочтительна?

- возможно ли построить когнитивную фазу как общество с низкой социальной энтропией (мир Ефремова-Стругацких)?

Для того, чтобы найти ответы, нужна психоистория. Построением этой азимовской лженауки я и занимаюсь — вместе с моими друзьями и коллегами.

Собственно, мы всегда этим занимались...

— Вас неоднократно упрекали в симпатиям к нацистскому Третьему рейху — это, например, любимый конек писателя Андрея Валентинова. И некоторые основания для таких претензий есть. В свое время в ходе одной из ролевых игр клуба «Имперский генеральный штаб» вы выступали в амплуа фюрера германской нации, а потом активно использовали собранный материл в книгах и выступлениях; в цикле статей о Мире Полудня братьев Стругацких высказывали предположение, что такой мир мог возникнуть только в результате победы Германии во Второй мировой; готовили к изданию мемуары немецких военачальников времен Второй мировой... Вам не кажется, что в России, стране, победившей фашизм, есть темы, не совсем подходящие для интеллектуальных игр?

— Эх, набить бы морду Андрею Валентинову, но нам, к сожалению, уже не по двадцать лет...

Еще хочется процитировать Юлиана Семенова, «Экспансию»: «— Так вы красный? — Разуйте глаза: уж точно не коричневый».

По убеждениям я марксист, и от своей конфессии никогда не отрекался. Фашизм для меня — один из форматов государственно-монополистического капитализма. Разумеется, я не питаю к нему особых симпатий.

Но точно так же я не питаю симпатии к тому формату государственно-монополистического капитализма, который называется либеральной демократией. И к формату суверенной демократии — тоже.

Другой вопрос, что я не понимаю, как можно изучать историю ХХ столетия не касаясь истории фашизма. Я действительно не считаю, что Рейх был единственным виновником Второй Мировой войны — в гораздо большей степени она была нужна Соединенным Штатам Америки. Мне очень трудно понять, почему бомбардировка Ковентри представляет собой военное преступление, а уничтожение Гамбурга таковым не является. Почему сгонять евреев в концентрационные лагеря — преступление против человечества, а сгонять в такие же лагеря японцев — военная необходимость?

Как говорил Честертон: «или наше скучное правосудие, или ваша дикая справедливость. Но ради Бога — ко всем одинаково!»

Ситуацию с миром Стругацких и победой Рейха в войне я подробно описал в последней статье цикла. Проблема здесь отнюдь не в фашизме. Просто мир Стругацких подразумевал очень быстрое развитие с упором на энергетические и космические технологии. Это подразумевает вполне определенные социальные и технологические детерминанты, причем существенным является не победа Рейха, а поражение США, а вместе с ним и особого типа войны, который Нил Стивенсон в «Криптономиконе» назвал «войной Афины». Я, кстати, вовсе не утверждаю, что «война Афины» чем-то плоха. Просто она в обязательном порядке приводит к примату информационных технологий над энергетическими, то есть, сильно упрощая: Интернет вместо космоса.

Кроме того, поражение СССР дает возможность перейти от «политического» к «онтологическому» социализму — смотри, например, «Гравилет «Цесаревич» Вячеслава Рыбакова и его же «Давние потери». А это, на мой взгляд, отправная точка в построении низкоэнтропийного мира.

В середине 90-х я писал, что не исключено, что у задачи было и другое решение. Сейчас, когда появился метод анализа техпакетов, могу сказать с уверенностью: другого решения, задающего возможность космической экспансии в пределах Большой Системы еще в ХХ столетии, нет. Это — единственное.

Ну и еще пару слов относительно Андрея Валентинова. Как всякий игровик, я сыграл много ролей. Из значимых лично для меня, кроме великого фюрера германской нации, я отыгрывал Карно, Президента Франции после катастрофы 1871 года, директора института экономической геологии в Западных Демократиях, руководителя одной скрытой структуры при ООН... Ну, и еще работал Сауроном. Валентинов обвиняет меня в гибели Анны Франк. Думаю, что и к геноциду эльфов нольдора я тоже приложил руку.

Вообще отождествлять человека с игровым персонажем — так же глупо, как отождествлять актера с ролью. Валентинов не пробовал пристрелить Отелло, чтобы спасти несчастную Дездемону?

Игра для меня — метод исторического и прогностического исследования. И я, разумеется, не считаю, что есть исторические темы, не подходящие для такого исследования. Ни в России, ни в любой другой стране, претендующей на то, что она строит свое собственное Будущее, а не живет в чужом проекте.

Я поддерживал идею игры по событиям в Беслане, которая была выдвинута три или четыре года назад перед очередным «Зилантконом». А такая игра, на мой взгляд, гораздо более опасна, чем обсуждение Второй или даже Третьей Мировой.

Что касается «мемуаров немецких военачальников», я ответственен за выход 12 томов «черно-оранжевой серии». Из них к мемуарам немцев относятся два тома (Манштейн и Филиппи с Фриснером), два тома — «английские» (оба Лиддел-Гарт), два американских (Шерман, Такман), четыре русские (два Попель, один Галактионов и наша «Тихоокеанская премьера»), один японский (Футида-Окумия). И еще два тома были посвящены «Альтернативкам» с победой Германии, но инициатива их выхода исходила от издательства.

На самом деле, мы выбирали книги не по национальности авторов, и не по их политическим взглядам. Речь шла о том, чтобы представить все значимые стороны искусства войны.

— Как человек, не чуждый военной истории, что вы думаете об истерическом реваншизме, характерном для российской альтернативно-исторической литературы нулевых?

— «Как вы относитесь к гомосексуалистам? Не отношусь». Не читал я этих книг, скучно. В большинстве случаев — полное незнание теории войны.

Есть, конечно, исключения.

Очень люблю первый «Вариант Бис» Сергея Анисимова, тем более что в этой книге на очень хорошем художественном и военном уровне анализируются возможности «триады»: линкор — авианосец — линейный крейсер прикрытия. Эту триаду я описал в 80-е годы в статье «Линкор для России», а в 90-е мы провели несколько игр, моделирующих «триады» разных исторических эпох.

Василий Звягинцев относится к историческому реваншизму? Его цикл мне очень нравится, хотя в какой-то момент я несколько запутался в переплетении главной ветви сюжета и боковых «побегов».

При некотором желании к этому жанру можно отнести «Найденный мир» Уланова и Серебрякова, великолепный римейк «Плутонии» Обручева, хотя, конечно, это, скорее, «палеонтологическая фантастика».

А вообще-то реваншизм в России должен быть связан не с началом века и не Второй мировой войной, а с Холодной войной и космической гонкой 1960-х. И здесь надо занимать не литературную, а деятельностную позицию.

— В отечественной массовой литературе, в том числе фантастике, сейчас происходят странные процессы. Проблема не только в падении литературного качества текстов, но и в иссякании фантазии у авторов. Книги оригинальные, написанные не под копирку, требующие работы мысли, можно пересчитать по пальцам, и спросом они у поклонников жанра давно не пользуются. А тех, что под копирку, слишком много, они взаимозаменимы — в результате их издатели и авторы тоже терпят убытки. В чем причина этого кризиса и какой выход из него вы видите с высоты своего опыта?

— Здесь надо отвечать или очень коротко, или очень длинно. Отвечу коротко: кризис отечественной фантастики связан, во-первых, с кризисом российской государственности, во-вторых, с кризисом капитализма, в-третьих, с кризисом индустриальной фазы развития.

Выход из этого кризиса — переход к сугубо сетевым публикациям: бумажные публикации должны стать вторичными, неким «бонусом» успешным авторам. Это позволит освободиться от диктата рынка, то есть от товарно-денежных отношений к литературе. К сожалению, я понял это позже, чем было необходимо, но очередная книга нашей исследовательской группы — «Summa strategia» — выйдет в Интернете.

Во-вторых, надо искать новые форматы фантастики, выходящие за рамки «цивилизации Книги». Пока не знаю, что это такое. Надеюсь скоро узнать.

© Сергей Переслегин, Василий Владимирский, 30.10.2012

источник