Неперехваченное исключение

Ошибка (databaseException): Enable backtrace for debug.

Поддержка пользователей UMI.CMS
www.umi-cms.ru/support

Опрос

О «Нищете стратегии» Ильи Смирнова

РI: В своей статье «Нищета стратегии» Илья Смирнов предложил нашим читателям поразмышлять о том, какие стратегии и – шире – какие варианты будущего развития возможны в России, точнее – что нужно сделать, чтобы появилась сама возможность эти стратегии обсуждать и разрабатывать. Мы обратились к одному из наших авторов – известному методологу, исследователю и теоретику фантастики и альтернативной истории Сергею Переслегину – с просьбой прокомментировать методологические основания текста Ильи Смирнова и предложить свое видение возможных вариантов стратегии.

Сергей Борисович выполнил нашу просьбу, отреагировав на конкретные места текста Ильи Смирнова в формате реплик. Редакция проекта Русская Idea решила опубликовать ответы, не меняя формата, предложенного Сергеем Переслегиным.

***

Илья Смирнов:

Всякое время под солнцем интересно своим неповторимым своеобразием, не исключая той эпохи, которую мы сейчас переживаем и способны изменить, если правильно поймём. Фрэнсис Дарвин вспоминал о своём отце, что тот обладал «особенным чутьем» на исключения из правил, и это «сыграло выдающуюся роль в осуществлении им его открытий». При изучении «второй природы» (т.е. человеческого общества) тоже следовало бы обращать больше внимания на неожиданное и непредсказуемое, на такие «мелочи», которые плохо вписываются в привычную схему.

Сергей Переслегин:

Всяк кулик свое болото хвалит, и я не являюсь исключением. Между 1967 и 1973 годами (будем считать условно, что в 1972, тем более, что этот год выделен и природными, и техногенными катастрофами) начался кризис индустриальной фазы развития. Развитые страны отреагировали на это следующим образом:

Бреттон-Вудская финансовая система была преобразована в Ямайскую, то есть ликвидирован «золотой стандарт», и золото стало товаром (что привело к разбалансировке всей системы ценообразования и, в частности, к резкому росту цен на нефть и «энергетическому кризису» 1974 года), а также начался дрейф экономики в сторону отрыва ее от реальных активов и возрастанию роли деривативов все более высоких порядков;

Парадигму «прогресса» сменила сначала парадигма «охраны окружающей среды», затем парадигма «устойчивого развития». Это было немедленно оттранслировано на систему образования;

Произошел переход от «мира университетов» к «миру медиа-», в культуре безраздельно начал господствовать постмодерн с его философским, смысловым и нравственным релятивизмом – началась «утечка смыслов» из общества;

«На коленке» была сработана концепция постиндустриализма и постиндустриального общества. Это привело к кризису индустриальных экономик, резкому росту индустрии услуг, окончательному формированию «общества потребления». Основным бенефициаром этой политики стала банковская система, развернувшая потребительское кредитование. Само собой разумеется, что это привело к недопустимым рискам (по А.Оноприенко: банковская система от купирования рисков перешла к их производству), но, как уже говорилось, система делалась «на коленке» и была, по сути, рефлекторным ответом на тактический кризис. Она его и решила – ценой значительного ухудшения стратегической ситуации.

Принятые решения усугубили системный кризис СССР (как страны, целиком и полностью – экономически, политически и идеологически – построенной в индустриальной парадигме). После распада СССР произошел переход к однополярному миру. Это вполне соответствовало «ожиданиям» Капитала и мировой экономики, стремящихся к глобальному рынку.

Началась глобализация, то есть, переход от неоколониализма (геоэкономическая эксплуатация менее развитых стран через ренту развития / ренту отсталости) к доминационному колониализму, когда, в сущности, остается только одна метрополия, а весь остальной мир рассматривается как система колоний.

Как обычно, тактические решения, сделанные «на коленке», позволили отодвинуть кризис на одно «короткое поколение», лет на двадцать + еще около десяти лет за счет степеней свободы, высвободившихся в связи с крахом СССР и мировой системы социализма. К началу 2000-х кризис возобновился и усилился – в связи с полным отрывом деривативной экономики от потребностей хозяйствования и неадекватностью системы управления, слишком простой для исключительно сложного глобального мира. Это привело к повсеместному росту социальных и политических напряжений, во-первых, и деградации национальных экономик в странах Восточной Европы, вступивших в ЕС, во-вторых. (Я имел удовольствие наблюдать такой кризис воочию на примере Болгарии, некогда страны с лучшим в Европе садоводством и прекрасным флотом; сейчас флот порезан на металлолом, сады заросли бурьяном, единственным источником благосостояния граждан является туризм).

С конца 2001 года мир вступает в полосу непрерывных потрясений – «башни-близнецы», «кризис дот-комов», «дело Энрон», «Афганская» и «Иранская войны и т.д. Очередная сработанная «на коленке» мера – переход от Ямайской к Брюссельско-Вашингтонской финансовой системе особо дело не поправила.

До 2008 года экономисты и политики продолжали делать вид, что все, в сущности, нормально, но в 2008 случился давно предсказанный кризис неплатежей экономики потребительского кредита (ипотечный кризис), и с того момента события развиваются по нарастающей. США предприняли естественную попытку экспорта напряженности (Арабская весна, события на Украине), но успеха это не имело, зато спровоцировало риск большой войны.

В этой ситуации естественным стал переход от политики глобализации к политике отказа от глобализации и перехода к постглобальному миру. Понятно, что бенефициар этой политики – самая развитая держава мира, то есть США. А, вот, главным исполнителем избрали Россию (впрочем, с полного и осознанного ее согласия и одобрения) – отсюда и «русская весна».

Во всяком случае, Большая Игра обострилась, и это не лишено интереса.

Здесь нужно заметить, что Запад отчасти рефлектирует возникшую ситуацию. Пока он ограничивается ответами на тактические угрозы. Но группа «Сингулярити» возникла, как штаб, который должен подготовить стратегический ответ. Я лично считаю предлагаемый ими ответ совершенно неудовлетворительным и даже опасным, но обсуждение позиции «Сингулярити» выходит за рамки моего комментария.

Илья Смирнов:

Коммунисты (и те, кого по привычке именуют левыми) оказались на обочине, потому что даже лучшие из них погружены в прошлое: кто-то достраивает сталинский «социализм», кто-то до сих пор сражается с буржуями в цилиндрах. Все свои способности (иногда немалые) эти музейные революционеры обращают на то, чтобы доказать: за 150 лет в обществе ничего принципиально не изменилось.

Сергей Переслегин:

Мне представляется, что это сильное упрощение. Начнем с того, что сейчас под словами «марксизм» и «коммунизм» каждый понимает свое.

Есть учение Маркса о прибавочной стоимости. Оно, в общем и целом, вполне работает. Есть учение о классах и классовой борьбе. Оно абсолютизирует понятие «класс», выделяя его из прочих сообществ, игнорирует культурные коды, включая религиозные и национальные различия, а также архетипы, но, в общем и целом, тоже работает. Заметим в этой связи, что Маркс оказался совершенно прав и в своей оценке развития потребительского кредита и в своей оценке интернационализации капитала, то есть перехода от национальной буржуазии к мировому доминату. Другой вопрос, что он сильно недооценил роль «медиа-», не до конца понял диалектику отношений Власти и Денег, долго анализировал простую двухклассовую систему с ясным бинарным противоречием и совершенно игнорировал трехклассовые балансы (со средним классом) и сложные системы многих групп влияния.

Есть учение Энгельса об историческом развитии. Оно, конечно, имеет все «родимые пятна» модерна, но, заметим, гораздо лучше своей репутации. Следует, все же, обратить внимание на то, что все содержательные работы по истории – хоть советские и постсоветские (Дьяконов, Лебедев), хоть западные (Тойнби, Бродель), хоть американские (Валлерстайн), хоть относящиеся к фантастике (Азимов, ныне Виндж, Стивенсон, Симмонс) выполнены в парадигматике Энгельса. Не то, чтобы она была очень хороша. Просто другой до сих пор нет.

Есть учение Вернадского о ноосфере. К этой же линии развития, отчасти, относится Богданов и, несомненно, Ефремов. Боюсь, что до сферного подхода к развитию современный мир просто еще не добрался, поскольку западные ученые до сих пор считают вершиной всего системный подход. На сегодня установлен следующий перечень метабъектов (термин мой – С.П.): предмет, описывается в логике «субъект-объект-метод», пара, система, описывается в логике общей теории систем, среда, сфера. В рамках подхода Вернадского удалось худо-бедно разработать социальную и финансовую термодинамику и построить фазовую модель развития. Но переход к ней затруднен кризисом научного формата мышления и распространением идеологии постмодерна.

Есть еще аксиоматический неомарксизм.

В общем, не надо представлять современных коммунистов, как р-р-р-революционеров, сражающихся с «буржуями в цилиндрах». В основном, они, все-таки, исследователи, специализирующиеся на теориях истории и верящие в возможность построения общества с низкой социальной энтропией. По-моему, вера никак не хуже других, а исследовательские приемы – получше.

Илья Смирнов:

С точки зрения марксизма – это вопиющая нелепость, ведь грандиозные изменения производительных сил в ХХ столетии просто обязаны были преобразовать классовую структуру и все отношения между людьми.


Сергей Переслегин:

Конечно, преобразовали. И кто только не занимался анализом этих преобразований. Обратите внимание, хотя бы, на то, что строй Торманса («И.Ефремов, «Час быка», 1968) описан в совершенно других классовых координатах, нежели «рабочие» и «буржуазия». В разные времена выделили и класс интеллигенции, и класс IT-шников, и класс-менеджеров (как «офисный планктон», так и специфический высший класс, в руках которого инструменты, а не средства производства), много занимались проблемой размывания понятия «владение» в условиях деривативной экономики.

Другой вопрос, что марксисты и на самом деле не заметили главного. Они всегда полагали, что противоречия «угнетатели – угнетенные» (в самом общем виде) и «производительные силы – производственные отношения» сцеплены. А поэтому социальная революция решает проблему отставания производственных отношений от производительных сил. Эта идея верна, но только для медленного развития, когда производительные силы меняются квазистационарно. Где-то с начала четвертой четверти ХХ века это условие выполняться перестало. Сегодня производственные отношения меняются настолько быстро, что социальная революция за ними не успевает. Люди-то остались прежними, их социальные системы – в общем и целом – тоже, поэтому расчет времени не изменился (смотрим хотя бы по киевской революции): год - революция, год – гражданская война, год – восстановление, где-то на четвертый год начинается строительство новой системы производственных отношений. Но за это время производительные силы успевают измениться. В результате социальный двигатель по Марксу-Энгельсу работать перестает. Чтобы поставить в соответствие производительные силы и производственные отношения нужна не революция, а … На этом мысль останавливается. Ответа нет, кроме предлагаемого «Сингулярностью». Но у них – тоже не ответ.

Отмечу здесь, что, если уж говорить о революциях, то изменился и их возрастной и классовый состав. «Революция офисного планктона». «Революция среднего возраста». Все это надлежит осознать – и исследовать.

Илья Смирнов:

Но и прочим (некоммунистическим и условно правым) общественным движениям не свойственна особая познавательная активность в отношении ХХI века, его специфики и перспектив. «Русской весне» уже больше года, но за это время гражданам так и не было представлено внятных программ развития основных отраслей.

Сергей Переслегин:

С удовольствие сошлюсь на материалы Пермского Инженерно-Промышленного Форума (ноябрь 2014 года), где предложены внятные пути перехода от постиндустриализма к трансиндустриализму и обрисована схема построения в Российской Федерации 6-го (роботехнического) технологического уклада. Другой вопрос, что в России все делается «с медлительностью, для которой нет имени» ((с) Наполеон Бонапарт).

Илья Смирнов:

Как должны быть устроены финансовые учреждения, чтобы обеспечивать прогресс высоких технологий, а не только роскошные интерьеры для себя любимых и копошение нереальной экономики вокруг?

Сергей Переслегин:

А никак. Их – в современном виде – вообще не должно быть. В условиях даже не современных технологий, а технологий конца 2000-х годов всю банковскую систему может заменить простенькое приложение в смартфоне. Собственно, это – лейтмотив событий на Украине, поэтому там и «забивают под шляпку».

Кстати, высшие банковские специалисты это понимают и ищут новые пути развития своего бизнеса. Мы (вместе с компанией «Знаниевый реактор») выполняли исследование по перспективам банковских и финансовых технологий в условиях трансиндустриального мира. Ответы там довольно внятные: сложные (тензорные) деньги, «длинные» деньги, межукладная технологическая биржа и т.д. Отдельная тема – финансы в условиях инфраструктурной революции.

Илья Смирнов:

Что делать с образованием?

Сергей Переслегин:

Прежде всего, не трогать. И делать свое, новое, рядом. Например, перейти от Советского к Геопланетарному канону. (Здесь сошлюсь на свой доклад на Восточном Экономическом Форуме (Владивосток, сентябрь 2015) и приглашу желающих на семинар «Института СССР» 7 ноября 2015 года в Санкт-Петербурге).

Илья Смирнов:

Как организовать транспорт на наших бескрайних просторах? Ясно, что американский подход (по отдельной автотачке для дедки, бабки, внучки и жучки ) - тупиковый. Японский нам вряд ли подойдёт географически. Надо разрабатывать свой, соответствующий географии, экологии и здравому смыслу.

Сергей Переслегин:

Как человек, который все время ездит по России, замечу, что в этой области кое-что все-таки делается, и не везде так уж плохо (тот же Владивосток в транспортном отношении изменился разительно, да и Казань тоже). Другой вопрос, что для России решение проблемы инфраструктурной и технологической недостаточности – это, к сожалению, вечная тема.

Илья Смирнов:

Как вообще должны складываться у независимой России отношения с её родной природой? Через бухгалтерию, как велят переводные учебники «Экономикс»? Или более предусмотрительно, с учетом того, что деньги нельзя есть, пить и дышать ими тоже почему-то не получается?

Сергей Переслегин:

В рамках 6-го технологического уклада на это есть формальный ответ – замкнутые производственные циклы. Правда, для того, чтобы их создавать, нужны не столько технологические, сколько экономические разработки. Современная система показателей KPI делает замыкание циклов формально экономически неоправданными, и менеджеры предприятий «режут» эти проекты на корню. По их формулам выгоднее платить штрафы.

Илья Смирнов:

С весны прошлого года предпринимались титанические попытки сформулировать «Основы государственной культурной политики». Смысл очевиден – чтобы в любом городе России мэр имел перед глазами ориентир, на что следует тратить деньги налогоплательщиков, а на что не следует, и в конкретной ситуации мог сослаться: - Мы, конечно, были бы рады материально поддержать ярких молодых художников Бендера с Воробьяниновым, тем более, за них ходатайствуют такие знаменитые люди из Москвы. Но извините: закон не позволяет!

Сергей Переслегин:

Когда я вижу перед глазами оксюморон «государственная культурная политика», у меня возникает ощущение, что речь идет о чем-то непонятном «не только мне, но и авторам» ((с) Д.Бронштейн). Государство, разумеется, может худо-бедно разработать систему своего внутреннего и внешнего пиара за счет культуры (как правило, созданной ранее). Оно может, если очень постарается, разработать некоторый культурный «политик», как систему тех или иных норм и показателей. Но государство не может управлять культурной «полиси», хотя бы потому, что там нет измеримых параметров, поэтому отсутствует возможность оценивания – и, следовательно, регулировки. Государство может – через свою макропроектную деятельность, через развитие, иногда через катастрофы – создавать условия для формирования культурной среды. Очень теоретически государство может интегрировать результаты творческой деятельности разных людей в единую культурную оболочку, обеспечивая к ней доступ всего населения – но это «ноосферное государство», конструкция сама по себе довольно фантастическая.

Илья Смирнов:

…очевидно было с самого начала, что знаменитые люди из Москвы (по привычке именуемые «творческой интеллигенцией»)… будут сознательно топить документ в пустой болтовне «за всё хорошее, против всего плохого» - именно для того, чтобы сделать его непригодным к практическому применению. И чтобы они могли дальше самовыражаться за счёт бюджета, не неся никакой ответственности за результат. Примерно так и получилось.

Сергей Переслегин:

Здесь проблема. Очень серьезная. В принципе, культура (если понимать под ней музей, крупные театры и т.д.) жить без бюджета не может – это доказал весь исторический опыт. С другой стороны, как мы уже отметили, государство не может разумно управлять культурой. В принципе, видимо, нужно работать здесь по принципу рекламы – платить за то, что, с точки зрения интересов государства, политически окупается. И быть внимательным к спонтанно возникающим инновациям.

Илья Смирнов:

Кирилл Серебренников успешно освоил помещение б. драматического театра имени Гоголя, подаренного ему правительством Москвы, и средства из городского бюджета. В 2015 г. он радостно переключился на бюджет федеральный: в балете Большого театра числится одновременно режиссером-постановщиком, художником, писателем (автором либретто) и художником по костюмом. Странно, что не дирижирует оркестром и не исполняет главные партии - то есть, часть денег всё-таки миновала карман разностороннего дарования. Очевидная недоработка директора ГАБТ. Там же, в Большом театре РФ будет развивать оперное искусство непрошеный соавтор Р. Вагнера. Своего рода премия, выписанная из казны Т. Кулябину за то, что он устроил в Новосибирске. Вот такая культурная политика. Распишитесь в получении, дорогие налогоплательщики.

Сергей Переслегин:

Ну, да. Солнце, как правило, всходит на востоке, Волга, обычно, старается впасть в Каспийское море, а деньги налогоплательщиков уходят нечистоплотным людям. Что здесь нового и интересного?

Илья Смирнов:

…страну тем временем заливают потоки самодовольного пафоса на тему «великой России», «русского мира» и «национального духа». Конечно, это лучше, чем потоки помоев, характерные для недавнего прошлого (не только для 90-х годов, но и для нулевых, когда вышеупомянутый Серебренников поздравлял ветеранов с 60-летием Победы посредством шоу «Голая пионерка», и ни в одном общедоступном СМИ нельзя было даже возразить).

Сергей Переслегин:

В России процентов 10 условной «творческой интеллигенции» (цифры условные, кто ж их считает?) – содержательные и умные патриоты-империалисты. Примерно столько же содержательных и умных либералов. Остальные 80% делятся приблизительно пополам. Половина – дураки. Вторая половина – очень умные люди без всяких моральных ограничений. Поэтому изменение государственной политики приводит к очень смешному результату. Когда наше государство, вдруг, встает на либеральные позиции, 80% дураков и подонков присоединяются к либеральной позиции, и эта позиция катастрофически глупеет и подлеет. Понятно, что сейчас маятник качнулся в обратную сторону, и катастрофически глупеет и подлеет позиция патриотов-империалистов. Грустно. Есть такие союзники, с которыми никакие враги не нужны.


Илья Смирнов:

Читаю заголовок: «Россия готова к стратегическому рывку». К внешнеполитической части, в которой уважаемый профессор В.А. Никонов критикует политику НАТО, претензий нет. Но как только речь заходит о делах внутренних, содержание вступает в некоторое (местами анекдотическое) противоречие с заголовком. Что за стратегический рывок? По каким направлениям? В чём конкретно он должен состоять?

Сергей Переслегин:

Вариантов пока еще много (инфраструктурный капитализм: новая энергетика, 6-й технологический уклад: робототехника и аддитивные технологии, информационное общество, космоколониализм и т.д.), но «мировой конкурс» на мир после глобализации заканчивается, и уже очень скоро вариантов не будет вообще.

Илья Смирнов:

Шаманское камлание: «хей, хей, наше племя всех сильней» – именно та музыка, которую международная олигархия хотела бы слышать из лагеря своих противников… Под такую музыку легко активизируются не только услужливые льстецы (готовые в любой момент переметнуться на другую сторону), но и обычные провокаторы... Один персонаж прославился тем, что объявил 22 июня «днём отмщения» русским хамам и азиатам со стороны «белых европейцев». Другой (тоже совсем недавно) требовал разрешить в Москве гей-парады и однополые «браки» с усыновлением детей…


После освобождения Крыма оба внезапно стали суперпатриотами, минуя стадию прямохождения. И атакуют Путина уже с другой стороны. Почему Россия до сих пор не вмешалась открыто в украинский конфликт? Президент у нас не тот. Слабо ему воевать с Евросоюзом и НАТО. Поскольку соотношение сил общеизвестно, провокаторы рассчитывают на то, что если их призыв будет услышан, то развалины русских городов скоро станут площадкой для вполне легальных гей-парадов.

Сергей Переслегин:

Проблема не в том, что Россия не готова воевать с США и НАТО (хотя, разумеется, не готова). Проблема в том, что США одинаково устраивает как наличие такой войны, так и ее отсутствие. В любом случае Европа проиграет и пострадает, поскольку у нее начисто отсутствуют стратегические цели в такой войне, а США выиграют. Россия формально может даже и выиграть, но ценой отказа от собственного направления развития и сохранения технологической и инфраструктурной недостаточности. И этот выигрыш станет для нее национальной катастрофой.

Россия может и проиграть, шансов на это гораздо больше. И вообще «Крымские войны» XIX-го века технологически отсталыми странами не выигрываются – есть такое положение в теории стратегии. Тогда, как ни странно, есть шансы на технологический рывок – как после той же Крымской войны. Но для этого нужно, чтобы поражение было не тотальным, «игра» шла не в одни ворота.

В общем, я полагаю риски неприемлемыми.

Думаю, В.В.Путин – того же мнения, да и «Вашингтонский обком» - тоже.

Оставим для отдельного разговора тему изменения теории и практики «современной войны вообще» - в связи с коренным изменением производительных сил и производственных отношений на рубеже ХХ и XXI веков.

Илья Смирнов:

Другая беда общественного сознания – исторический эскапизм. Самостоятельность России сводится к тому, что по этому поводу в позапрошлом веке сказал один уважаемый литератор или политический публицист другому (весьма почтенному).


Сергей Переслегин:

Ну что же поделать с тем фактом, что СССР «потерял настоящее», а современная Россия «потеряла будущее»? В результате менеджеры пытаются жить в настоящем, у них не получается, а остальных тянет в прошлое – кого в советское, кого в царское, кого вообще в дохристианскую Русь. Это, конечно, смешно, но нужно понять главное: шестисотлетний цикл существования имперской России (1380 – 1991) закончен. Впереди либо деградация, либо начало нового цикла, построенного на других принципах. Пока мы не поймем, не откроем, не придумаем, не увидим во сне - на каких, страну будет тянуть в прошлое.

Илья Смирнов:

Можно даже отправиться вслед за Н.Н. Миклухо-Маклаем на Новую Гвинею исследовать там систему экологически устойчивого земледелия, которую далекие предки аборигенов создали 7 тысяч лет назад, и что-то из нее применить в сельском хозяйстве.

Сергей Переслегин:

Только надо вспомнить при этом, что младший брат Н.Н.Миклухо-Маклая погиб в Цусимском сражении, командуя устарелым и негодным броненосцем береговой обороны с гордым именем «Адмирал Ушаков», которое командование зачем-то послало в Японское море.

Илья Смирнов:

Безусловно, князь Пожарский, маршал Жуков и космонавт Гагарин – герои… Но… мы-то что делаем в Космосе такого, что давало бы основания проходить мимо памятника Гагарину без стыда?

Сергей Переслегин:

И вот здесь я бы резко сказал – например, в сравнении с американцами, чьи «исследовательские роботы летают по всей Солнечной Системе» ((с) С.Садов) и полностью переворачивают наши представления о Вселенной. Некоторым людям в Роскосмосе – согласен, не будем называть фамилии и ворошить муравейник – хочется сказать: «Знаете что, Шершень? На вашем месте я бы застрелился» ((с) А. и Б. Стругацкие). Между прочим, США, похоже, выбрали версию космоколонализма в качестве модели мира «за глобализацией», и нам угрожает окончательное отставание в сфере, в которой когда-то мы были впереди всех.

Илья Смирнов:

… мы уже не годами - десятилетиями не можем решить элементарные проблемы, например, прекратить «озеленение» и «благоустройство» под формат американского кладбища. Причем, с моей точки зрения, главная беда не в чиновниках, которые на этом наживаются, а в тех тысячах (если не десятках тысяч) граждан, которые имеют дипломы биологов-экологов и спокойно ходят на работу мимо вредителя с триммером и бульдозера, зачищающего парк.

Сергей Переслегин:

Не понял. На глаз непрофессионала и в Москве, и в Петербурге, и в том же Владивостоке с парками становится все лучше и лучше. Идея укрупнения московских парков для создания в них самоподдерживающихся ценозов (ВДНХ + Ботанический сад), по-моему, очень конструктивна. Вообще говоря, если бы с Космосом и, например, речным флотом, в РФ дело обстояло бы так же, как в Москве с парками, я был бы очень доволен.

Илья Смирнов:

Гораздо интереснее – возвышенно-отвлечённые, никого ни к чему не обязывающие и не угрожающие никакими конфликтами (особенно по месту работы) рассуждения об экологии планеты, высокой духовности или об исторических судьбах России.

Что в итоге? Управление без стратегического планирования и профессиональной экспертизы.

Сергей Переслегин:

Ну, у нас все-таки появился очень даже неплохой 172-ФЗ (О стратегическом планировании). Правда, не только недостатки, но и достоинства российских законов скрадываются полной необязательностью их исполнения.

Илья Смирнов:

1. симптоматическое: раздражитель – реакция («партнёры» заблокировали наши банковские карточки, после чего мы занялись созданием собственной платёжной системы) и

2. ручное, причём это руки одного человека, вынужденного решать как частные, так и общие проблемы в самых разных сферах.

Сергей Переслегин:
Так, если бы только в России! Это – один из показателей кризиса фазы развития.

Илья Смирнов:

Если бы… В.В. Путин не приказал выводить предприятия из оффшоров, права собственности на наши заводы и полезные ископаемые по-прежнему регистрировались бы через Крокодиловы острова по утерянным паспортам бомжей. А тысячи, с позволения сказать, учёных экономистов (и международных юристов) доказывали бы друг другу, что это нормально.

Сергей Переслегин:

Так ведь пока мы не сменили парадигму развития с экономической на хозяйственную – это и есть нормально. Это - глобализация. Точно так же мигранты в Европе, которые пока только гадят, но скоро начнут убивать, это тоже нормально. Тоже – глобализация. Не нравится? Тогда придется брать на себя ответственность за разрушение современного мира, в котором очень даже многое всех устраивает. Потому и зависла ситуация: на решительный шаг недостает воли. Ни в России, ни в США, ни в Китае. Я о Европе не говорю. И очень велика ответственность. Мне легко говорить, что мир глобализации уже мертв, и нужно делать следующий ход. Я – по крайней мере, пока, ответственности за этот ход не несу. Эксперт. Рот закрыт – рабочее место убрано…

Не знаю, насколько меня бы хватило на последовательность необратимых шагов, каждый из которых содержит риски, и многие – неприемлемые риски.

Илья Смирнов:

Больше всего возмущаются коррупцией в верхах те, кто у себя на работе уже продал всё, что можно, а то, что нельзя было вынести на продажу, привёл в негодность (таковы на сегодня основные достижения столичного «креативного класса»).

Сергей Переслегин:

Да. Именно так. И примеров – тьма. Сам видел затопленные шахты и полностью разрушенный промышленный район. Это не Донбасс – это КУБ (Кизел-Березняковский угольный бассейн). Почти весь речной флот старого Союза продан на металлолом – на этом неплохо «поднялась» целая когорта «эффективных менеджеров». Конечно, милосердие Господа безгранично, но, честно говоря, я очень надеюсь, что оно распространяется не на всех…

Илья Смирнов:

Представьте себе, что вы мэр города, в котором надо построить мост. Как? Будучи ответственным руководителем, вы не берете на себя смелость судить о том, чему специально не учились. Вы собираете десять самых авторитетных профессоров по мостам, согласно табели о рангах, принятой в соответствующей науке. Пять специалистов вам лгут. Трое в ответ на конкретный вопрос произносят нечто заумное, что вообще невозможно понять, тем более, применить к делу. Двое самых честных просто не приходят на совещание. В результате мост трещит и разваливается. Кто виноват?

Сергей Переслегин:

Разумеется, мэр, который не сумел организовать работу своего штаба и ассоциированных с ним «фабрик мысли». Пример очень условен. Если бы я занимался этой работой, в том смысле, что был бы мэром и строил бы мост, я собрал бы всех нужных людей. И эти люди спокойно заверили бы меня, что старый добрый проект, который я получил от своего предшественника, а он – от своего, старый проект, разработанный еще при советской власти, вполне удовлетворяет всем нужным требованиям. Конечно, с тех пор много чего изменилось, появились новые материалы и технологии, но на переработку проекта уйдет больше времени, чем постройку моста по уже имеющемуся проекту. Поэтому, будем строить, как есть. А пока строим, специалисты будут спокойно и не спеша, и за хорошие деньги, проектировать следующий мост, который предстоит построить моему преемнику.

Это, конечно, не лучшее решение. Но работать будет.

Илья Смирнов:

Вот положение, в котором постоянно оказывается руководство России.

Огромная страна не может полностью зависеть от личности (и даже от нескольких личностей). Нужно перспективное планирование (а не пассивное реагирование) и такие цели, которые могли бы вдохновить людей (как когда-то космическая программа) и ради которых стоило бы рисковать, вступая в противоборство с глобальной антиутопией.

Сергей Переслегин:

Ну вот… Только дошли до дела, разговор и закончился. Возобновим?