Почему идеальное государство Платона так нравилось средневековым книжникам? Как куртуазный роман мог влиять на политические проекты? И по какой причине протестантские секты хотели отменить брак и частную собственность?

Диктатура философов

Атмосфера, в которой зародилась новоевропейская идея утопии — это мир Позднего Средневековья, в которой — я цитирую Йохана Хейзингу — человек рассуждал следующим образом:

Раз уж земная действительность столь безнадежно убога, а отказ от мира столь труден, так скрасим же свое существование прекрасной иллюзией, перенесемся в страну безоблачных грез и фантазий, сгладим действительность восхищением перед идеалом.

Йохан Хейзинга. Осень Средневековья

В такой ситуации оказались востребованы книги античных авторов об идеальном государстве. Особенно самая известная из них — “Государство” Платона, в котором полис устроен в соответствии с космической иерархической закономерностью. Мироздание иерархично, и общество должно быть таким же: оно разделено на три полупроницаемые страты. Основную массу населения составляют ремесленники и земледельцы, создающие “материальные ценности”, проще говоря, кормящие обитателей идеального полиса. Над ними — стражи, охраняющие государство. А управляют всем, созерцая вечные идеи, философы:

Пока в государствах не будут царствовать философы, либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино — государственная власть и философия, и пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди — а их много, — которые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к философии, до тех пор, дорогой Главкон, государствам не избавиться от зол, да и не станет возможным для рода человеческого и не увидит солнечного света то государственное устройство, которое мы только что описали словесно. Вот почему я так долго не решался говорить, — я видел, что все это будет полностью противоречить общепринятому мнению; ведь трудно людям признать, что иначе невозможно ни личное их, ни общественное благополучие.

Платон. Государство

Частной собственности, семьи и индивидуальных прав в идеальном государстве Платона нет: имущество, жены и дети объявляются общими, религия, искусство и досуг подвергаются жесткому модерированию. В общем, вся жизнь подчинена государственному идеалу, который в свою очередь направлен на то, чтобы счастлив был не отдельный человек, а социум в целом. Подобный соблазн легко вычитывается и в любом из современных социалистических проектов.

Платоновская академия. Римская мозаика из дома Тита Симиния Стефана в Помпеях. I век

На закате дней Платон создал другой государственный проект, более реалистичный, более приближенный к существующим правовым система Афины и Спарты. Проект изложен в трактате “Законы”. Платону принадлежит и первая в истории антиутопия. Миф об Атлантиде — он рассказан в диалоге “Критий” — это политический памфлет, критикующий военную и экономическую экспансию Афинского морского союза. Любопытно, что для современной культуры Атлантида — положительный образ. Скажем, в сериале “Звездные врата: Атлантида” обитатели этой цивилизации — на “светлой стороне силы”.

Это Спарта!

Эпоха эллинизма подарила миру несколько литературно-философских “проектов”, в которых или обыгрывалась древняя, еще мифологическая идея “золотого века” или описывалось идеальное, никогда не существовавшее государство прошлого. Скорее всего, такая литература была очень популярна в эпоху тотальной политической, этнической, культурной нестабильности, но до нас дошли лишь отголоски этого мощного явления. “Тайная история” Евгемера, “Острова солнца” Ямбула сохранились лишь фрагментарно. Зато в нашем распоряжении Плутархово “Жизнеописание Ликурга”, в котором речь идет о вроде бы исторической Спарте (на самом деле, нет).

Цезарь ван Эвердинген. Ликург демонстрирует преимущества образования. 1660 год

Она живет под властью законов, написанных идеальным правителем Ликургом. Власть в Спарте принадлежит совету старейшин, который контролирует все аспекты жизни в полисе: от рождения до смерти. В основе экономики — равенство имущества:

Второе и самое смелое из преобразований Ликурга — передел земли. Поскольку господствовало страшное неравенство, толпы неимущих и нуждающихся обременяли город, а все богатства перешли в руки немногих, Ликург, дабы изгнать наглость, зависть, злобу, роскошь и еще более старые, еще более грозные недуги государства — богатство и бедность, уговорил спартанцев объединить все земли, а затем поделить их заново и впредь хранить имущественное равенство, превосходства же искать в доблести, ибо нет меж людьми иного различия, иного первенства, нежели то, что устанавливается порицанием постыдному и похвалою прекрасному.

Плутарх. Жизнеописание Ликурга

Конечно, первые утописты внимательно читали Платона и платоников (Плутарх — представитель среднего платонизма). Томас Мор неоднократно ссылается на афинского философа, а “Город солнца” Томмазо Кампанеллы — пропитан идеями неоплатонизма. Впрочем, “отнять и поделить” – лозунг и теперь совсем не устаревший.

Куртуазный рай

Мечта об идеале — и в основе куртуазного романа. Например, чрезвычайного популярного в Позднем Средневековье “Романа о Розе”, написанного Гийомом де Лоррисом и продолженного Жаном де Меном. В повествовании Лорриса важную роль играет образ-аллегория прекрасного, райского сада. На изгороди его изображены пороки: Ненависть, Низость, Стяжательство, Скупость. А внутри обитают персонажи-добродетели: Отдохновение, Радость, Красота, Богатство, Любезность. Конечно, это добродетели не христианской веры, а куртуазной любви.

Амур отпирает сердце влюбленного. Иллюстрация к «Роману о розе». XIV век

Аллегорический Амур обучает поэта премудростям позднесредневекового “пикапа”, показывая, как шаг за шагом мужчина может достичь искомой цели — покорить женщину, насладиться ароматом и видом Розы, прекраснейшего цветка. Но забудем о любовных терзаниях. Нам важно, что автор говорит читателю: “Идите, люди, за мной, Я вас научу, как надо!” Он точно знает, где находится идеал:

…Лишь одна мечта

В моей душе была тогда:

Как благодарно было б сердце

Тому, кто мне откроет дверцу,

Кому доступен тайный ход,

Кто чудом в сад меня введёт.

И хором птичьим очарован

Настолько я, что уготован

Когда мне был бы вход в тот рай —

Покинуть сад не заставляй

Меня и за сокровищ горы, —

Милей мне птичьи разговоры.

Гийом де Лоррис. Роман о Розе

Когда современный дамский роман рассказывает о небывалом счастье, которое мужчина и женщина обретают друг в друге, помните, что корни этого представления в средневековых романах. Но куртуазная литература повлияла не только на Сиднеев Шелдонов всех времен и народов, но и на суровых мужчин — создателей новоевропейских утопий.

Вставай, дочь моя!

Еще ближе к жанру утопии подступает Кристина Пизанская, которая написала свою “Книгу о Граде Женском” как раз в ответ на “Роман о Розе”. Она посчитала сочинение Лорриса женоненавистническим и решила доказать, что и в прошлом и настоящем было множество женщин, достойных восхищения.

Иллюстрация к “Книге о Граде женском”. XV век

Более того, Кристина изображает целый город, построенный и управляемый слабым полом. Королева Града Женского — Богородица, само существование которой — лучшее доказательство достоинства женской природы. Оперативное руководство дамским мегаполисом осуществляют Разум, Добродетель и Справедливость в женском обличье.

И сказала дама Разума: “Вставай, дочь моя! Давай, не мешкая дольше, пойдем на поле Учености. Там, где протекают ясно водные реки и произрастают все плоды, на ровной и плодородной земле, изобилующей всеми благами, будет основан Град Женский. Возьми лопату твоего разумения, чтобы рыть и расчищать большой котлован на глубину, указанную мной, а я буду помогать тебе и выносить на своих плечах землю”.

Кристина Пизанская. Книга о Граде Женском

Разумеется, Кристина Пизанская не предлагала никакого политического проекта — иначе ей пришлось бы конструировать нечто в духе известного фильма “Новые амазонки” Юлиуша Махульского. Но даже богословская фантазия имеет огромную силу, если она ложится на определенный социальный контекст.

Крестьянская утопия

Таким контекстом стала Реформация и затянувшаяся на десятилетия, даже столетия, общеевропейская буржуазная революция: феодальный строй жизни уходил в прошлое, приходил капиталистический. Он требовал совершенно другого отношения к жизни, более четких инструкций по коллективному выживанию, внятных горизонтов планирования. Первыми на этот стихийный вызов ответили протестантские секты. Именно они первыми предложили — пока грубые, зато понятные “угнетенным массам” политические проекты.

Ян ван Куйк. Казнь анабаптистов. 1572 год

Человек того времени желал освобождения от крепостной зависимости, но вместе с ней не мог не разрушить и весь окружавший его социальный уклад. Оказалось, что мало сбросить иго “аристократов и попов”. Нужно избавиться от экономических, семейных и религиозных ценностей, которые этими “аристократами и попами” навязаны. Например, вот как формулирует задачи своего движения лидер “пророков Цвиккау” (Саксония, начало XVI века) Николас Шторх:

…никакой брачный союз, был ли он тайный или явный, не следует соблюдать… Но наоборот, каждый может брать жен, коль скоро его плоть того требует и подымается его страсть, и жить с ними по своему произволу в телесной близости… все должно быть общим, ибо Бог всех людей равно послал нагими в мир. И так же он дал им всем равно то, что есть на земле, в собственность — и птицу в воздухе, и рыбу в воде… Поэтому надо все власти, и светские и духовные, раз и навсегда лишить их должностей или же убить мечом, ибо они лишь привольно живут, пьют кровь и пот бедных подданных, жрут и пьют день и ночь… Поэтому все должны подняться, чем раньше, тем лучше, вооружиться и напасть на попов в их уютных гнездышках, перебить их и истребить. Ибо если лишить овец вожака, то затем и с овцами дело пойдет легко. Потом надо напасть и на живодеров, захватить их дома, разграбить их имущество, их замки снести до основания…

Сложно сказать, что тут первично: религиозный фанатизм или социальная истерика? Скорее всего, они идут в одной упряжке, одновременно рождаются в народной душе. Но взглянем на этот текст немного поверх проблем саксонского крестьянина начала XVI века. В тексте вычитывается желание самим сконструировать свое будущее, сделать его максимально удобным для обитания. Желание особенно понятное в эпоху, когда мечтательность Позднего Средневековья сменяется фантазирующим прагматизмом Нового Времени. Прагматизмом, который присущ и большинству нынешних политических проектов.

Подготовил Тимур Щукин, бакалавр теологии, магистр лингвистики

Источник