Имея за плечами по два высших образования, мыли полы, перестилали больным постели, дезинфицировали все поверхности, кормили лежачих, перевозили пациентов на каталке. Во все времена были те, кто не мог быть в тылу, а только на передовой.

О том, как попал в «младшие медицинские сестры», какую роль тут сыграла шведская принцесса, как в защитном костюме меняются сенсорное восприятие и тактильные ощущения, о тяжелых пациентах и врачах, работающих с полной самоотдачей, рассказал «МК» сотрудник банка Алдар, который в пандемию пошел работать в московскую больницу санитаром.

«Запоминал, кому и что приглянулось, и приносил добавки»

Алдару — 35 лет. Он человек ищущий, по-хорошему любопытный. С детства «варился» в творческой среде. Папа у него художник, мама — вирусолог. Ну и, конечно, одного высшего образования ему показалось мало, сначала он стал дипломированным лингвистом-переводчиком, потом окончил экономический факультет Бурятского госуниверситета. 

Жажда познания привела его в Америку, где он, в совершенстве владея английским и немецким, работал велорикшей, в ресторане, продавал картины, был экспедитором мебели.

— Это был хороший опыт?

— Безусловно, теперь могу стать хорошим писателем, — смеется Алдар.

Вернувшись в родную Бурятию, он подрабатывал тем, что писал для студентов курсовые работы и дипломы. Увлекшись силовым троеборьем — пауэрлифтингом, организовал бизнес по продаже спортивного питания. Пять лет был предпринимателем. Когда на рынок вышли крупные компании и доходы упали, оставил компанию на партнера, а сам перебрался в Москву.

 

 

— Как все-таки попали в санитары?

— Больше года проработал в банке, и тут случилась эпидемия. Нас отправили на самоизоляцию. В первую неделю увлекся кулинарией, освоил духовку, научился печь торты. Потом по всем правилам начал жарить стейки. Может быть, и дальше осваивал бы кулинарные премудрости, но тут в соцсети один из друзей выставил пост о том, что шведская принцесса София в разгар пандемии прошла ускоренные трехдневные курсы для вспомогательного медперсонала и пошла работать в стокгольмскую больницу «Софиахеммет». Кто-то из пользователей ее тут же стал хейтить, мол, все это ради пиара, попахивает популизмом. Я им возразил, сказал, что публичные люди должны подавать пример добродетели, это правильный пиар. Нужно не «Майбахом» своим кичиться и не часами, равными по стоимости заводу, а пропагандировать скромность и самопожертвование, вдохновлять людей. Меня тут же подкололи, спросили: «А тебе слабо сейчас пойти поработать в больницу?» Я подумал, а почему бы и нет? Хоть какую-то пользу принесу. Все лучше, чем сидеть дома.

— Как выбрали больницу?

— Я живу в районе станции «Красногвардейская», посмотрел на карте, где располагаются ближайшие крупные больницы. Решил позвонить в Дорожную клиническую больницу имени Семашко, где открылся коронавирусный стационар. Меня направили в отдел кадров.

— Как вас встретили?

— Пришел, спросил: «Вам не нужны волонтеры?» Мне сказали: «Нам нужны санитары». Я поинтересовался: «Там хотя бы кормят?» Кафе ведь никакие не работали, а с собой лотки носить не хотелось. Узнал, что кормят, и причем хорошо. Меня направили на медкомиссию. В направлении указали «младшая медицинская сестра», я попросил, а нельзя написать «медбрат». Сказали, что не положено. Прошел всех врачей, сдал кучу анализов, мне сделали ЭКГ. Сказали: «Хоть завтра в космос!»

 

 

В результате Алдар попал в коронавирусный стационар.

— Помню, первый раз спустился вниз, пошел по подземному коридору — стилобату, который соединяет больничные корпуса, ощущения были, будто идешь по некоему космическому лабиринту. Перед терапевтическим отделением попал в шлюз, где сотрудники начали меня одевать-упаковывать. Экипировка внушительная: защитный костюм, одноразовый берет-шапочка, сверху — капюшон, на ноги — мягкие бахилы-валенки, сверху еще одни бахилы, три пары перчаток, потом — маска, очки. Все это застегивается, завязывается, заклеивается.

Масок, кстати, много. Они разные. Есть респираторы с фильтрами, я предпочитал потом простые маски, они более удобные, а степень защиты у них тоже очень серьезная.

Как ты экипировался, проверяют медсестры, работающие в шлюзе. Если требуется, что-то подправляют и заправляют. Они отвечают за нашу безопасность.

— Каким был ваш первый рабочий день?

— Поднялся на этаж. Старшая медсестра показала, где что лежит, какой инструментарий нужно использовать. Изучил фронт работ, какие поверхности и чем требуется дезинфицировать. Я представлял себе, что, как в сериале «Доктор Хаус», буду вращаться в среде, где доносятся реплики: «Сестра, дефибриллятор! Разряд!» «Мы его теряем!» «Дайте эпинефрин». А действительность оказалась прозаичнее, я оказался в палате, где лежал пожилой пациент, 91-летний дедушка, которому требовалось поменять памперс. Сначала это вызвало у меня некое отторжение. В голове застучало: «Куда я попал?», «Боже, что я тут делаю?» Это была минутная слабость. Сказал себе: «Ничего, Алдар, привыкнешь». И потом воспринимал все это как естественный процесс. Просто видел перед собой больного, которому требуется помощь. И никаких сложностей больше не возникло. Коечное отделение на самом деле пахнет антисептиками на основе изопропилового спирта и различными парфюмерными отдушками.

Смена у Алдара длилась 6 часов, потом — сутки на отдых и далее выход на смену по скользящему графику.

— Когда работаешь в защитном костюме, меняются сенсорное восприятие и тактильные ощущения. Уже по-другому видишь и слышишь. Первый день так набегался, ноги так с непривычки гудели, что пришлось опускать их в горячую ванну. Это притом что я постоянно занимаюсь спортом, но там нагрузки другие. За нами было закреплено 20 палат, коридор, ординаторская, сестринская. Каждую палату один-два раза в день нужно было продезинфицировать, протереть полы специальным раствором, а также все поверхности. Это касалось также душевой и туалета, которые были в каждой палате.

Дезинфицировал, протирал, перестилал кровати, менял у немощных пациентов памперсы, следил за порядком, чтобы у всех все необходимое было. И так по кругу.

 

 

— В ваши обязанности также входило кормить больных?

— Тех, кто не мог сам питаться, кормил с ложечки. Это пожилые люди, те, кто перенес инсульт. У них был «пятый стол», это в основном протертые продукты, различные супы, пюре, йогурты. Таких больных было немного. А вообще питание в больнице было просто отличное. Я запоминал, кому и в какой палате что приглянулось, и приносил добавки. Все равно все остатки в конце дня по санитарным нормам выкидывали.

Как только заходил в палату, все кричали: «Ура, Алдар пришел!» Я с пациентами постоянно разговаривал, спрашивал их о самочувствии. Все они были с коронавирусом, болезнь проявлялась по-разному, больные были напуганы. В той обстановке очень важно было их подбодрить, поддержать. При входе в женскую палату говорил: «Девочки, ням-ням! Время обеда». Все сразу улыбались. Попробовав блюдо, хвалили: «Вкусно!» Я говорил: «Сам готовил!» И продолжал шутить: «Что изволите подать к столу на вечер? В каре ягненка больше положить розмарина или молотого кориандра? Какое вино поднять из подвала — Шато Марго или Сэн-Эмилион?»

Все смеялись, были довольные.

Однажды больные в палате смотрели старый советский фильм. Кадры для большего эмоционального воздействия сопровождались музыкой. Заскочив в палату, Алдар заметил: «О, второй концерт Чайковского соль мажор. Мой любимый. Был посвящен Рубинштейну». Зайдя через пятнадцать минут, опять в точности определил музыкальный фрагмент: «Сарабанда Генделя».

Одна из пациенток спросила: «Вы — волонтер?» Говорю: «Почти что! Санитар!» 

Потом он попросил одного из больных сфотографировать его в «скафандре» и скинуть ему фото в соцсеть. Когда тот открыл страницу Алдара и увидел его снимки в брендовых костюмах, то снова спросил: «Вы кто?» «Сейчас — санитар», — ответил Алдар. 

 

 

— Контингент больных был разный — от простых рабочих до директоров строительных фирм. Коронавирус не щадит никого. Очень много среди больных было гипертоников, кто страдал лишним весом, с диабетом, с бронхиальной астмой. С женским полом я немного флиртовал, с мужиками больше говорил на серьезные темы. И почти все спрашивали, откуда я родом?

Когда слышали, что из Улан-Удэ, кто-то вспоминал своего преподавателя по высшей математике из Бурятии, у кого-то был знакомый стоматолог-бурят, кто-то служил в наших краях, у кого-то были знакомые борцы-буряты, а один из пациентов рассказал, что их соседний отдел в конструкторском бюро называли бурятским, потому что там работало много инженеров-бурятов. Приятно, когда говорят хорошее про земляков. Теперь кто-то из больных, возможно, вспомнит и обо мне. Я здесь тоже как посол от своей малой родины.

«Жажда жизни — великое дело»

— Кто были ваши напарники?

— Это, в основном, опытные женщины, многие уже в возрасте, у кого-то есть внуки.

Как рассказывает Алдар, через неделю он уже сам привык к нагрузкам, с работы к дому передвигался уже не на полусогнутых, а вполне себе бодрым шагом.

Больница, по рассказам Алдара, была хорошо оборудована, оснащена всем необходимым, лекарственные препараты были в избытке.

— В нашем отделении были боксы для одного человека и палаты на трех больных. К каждой койке была подведена кислородная разводка. Кому было необходимо, лежали с кислородными масками.

Алдар говорит, что не переставал восхищаться врачами и медсестрами.

— Они — герои нашего времени. Работают практически как в медсанбате на войне. С полной самоотдачей. У них — самое продолжительное соприкосновение с пациентами с коронавирусом.

Санитар отмечает профессионализм и информированность медиков. В трех парах перчаток они приноровились находить вену у больных, прощупывая ее подушечками пальцев. А также интубировать пациентов. А еще — они не мерились статусами. Вступали с санитаром Алдаром в диалог, отвечали на все его вопросы, делились опытом.

— Я много читал. Мы говорили о корреляции между началом всеобщей вакцинации БЦЖ и защитой от коронавируса, о вакцине с живой микобактерией. О проказе и язве Бурули. Мне интересно было, из чего состоят физрастворы, какую роль играют антикоагулянты. Доктора поддерживали мой интерес, подробно обо всем рассказывали.

— Что писали вам на комбинезоне перед тем, как вы отправлялись в «красную зону»?

— Мое имя, а также рисовали звездочки, сердечки, смеющийся смайлик, кошечку — все, что могло вызвать улыбку у пациента и положительный настрой.

— Не боялись, скажем, проколоть перчатку?

— Коронавирус — не та инфекция, которая действует моментально и поражает все органы. Главное, чтобы вирус не попал на слизистую. Поэтому и надеваем три пары перчаток, чтобы подобные инциденты исключить. Я только однажды порвал костюм, зацепившись за железку, когда его надевал. Выбросил его и взял новый.

— Кого-то из «тяжелых» пациентов особо запомнили?

— Мы все переживали за больных, у которых падала сатурация — насыщение крови кислородом, и они из отделения попадали в реанимацию. А когда они выкарабкивались, возвращались к нам в коечное отделение, мы аплодировали и кричали: «Ура!» Но они, конечно, долго восстанавливались. Врачи боролись за каждого. Помню, говорили: «Давайте спасем мальчика». А мальчику было уже за сорок.

Кстати, тот 91-летний дедушка, о котором я вам рассказывал, выздоровел. Он очень старался, хорошо ел, все время шевелился, общался. У него, как говорится, «горел глаз». Жажда жизни — великое дело.

Но были и те, кто раньше времени сдался, у них был потерянный взгляд, их так измучила болезнь, что они не хотели жить. Врачам с ними было нелегко. Но и они выкарабкались!

А самое большое отчаяние у больной я видел, когда ей позвонил коллектор из банка и стал требовать с нее некую справку. Пациентка со слезами на глазах объясняла ему, что находится в больнице, в ковидном отделении, что еще недавно балансировала между жизнью и смертью… Ей только-только стало получше, а тут ей начали говорить о штрафах и неустойках.

 

 

«На воле» обостряются все чувства»

Надеть средства защиты, по словам Алдара, это — еще полдела. Важно всю экипировку правильно снять.

— Когда спускаешься из отделения вниз, попадаешь в шлюз «красной», «грязной зоны». Проходишь через арку с гибкими барьерами — полипропиленовыми полосами. Я называю эту зону «дискотекой». Если горит зеленый свет — проходишь, когда зажигается красный — на тебя начинают с боков, сверху, снизу распылять специальный раствор через пульверизаторы и форсунки. Я весь пропах этим дезинфицирующим раствором. Такой вот — одеколон.

В шлюз заходят по четыре человека. А потом начинается процедура снятия средств защиты.

— «Доспехи» снимаем в строго оговоренном порядке. Сначала дезинфицируем руки в перчатках. Для этого в зоне стоят специальные ванночки. Потом начинаем расстегивать защитный костюм. Снимая его, выворачиваем сразу наружу и скатываем в трубу. Нужно следить, чтобы внешние части защитного костюма не касались кожи и тем более слизистых.

Следом снимаем первую пару перчаток и снова окунаем руки в дизраствор. Сняв с себя очки, шапочку, стягиваем вторую пару перчаток и снова обрабатываем руки. Стянув респиратор, снова руки — в дизраствор, и потом уже снимаем третью пару перчаток. Ноги помогает обрабатывать специальным раствором помощник. Он тоже одет в защитный костюм. Потом мы наступаем на специальную материю, пропитанную дезинфектором, и попадаем в душ. Стоять под струей воды после смены в «скафандре» — огромное удовольствие.

— Все средства защиты одноразовые?

— Всё, кроме очков, сразу же отправляется на утилизацию. Очки проходят тройную дезинфекцию. Сначала их полощут в специальных емкостях, а потом дополнительно обрабатывают.

По признанию Алдара, когда попадаешь «на волю», обостряются все чувства. Улавливаешь запахи скошенной травы, слышишь четко перестук колес проходящего тепловоза за несколько километров, все краски кажутся неимоверно яркими. 

Дома Алдара на съемной квартире встречала кошка Сиби. Усатую-полосатую попросили приютить на время. А потом хозяин от кошки отказался, сказал, делайте с ней что хотите, хоть усыпляйте. Так котейка осталась у Алдара.

— Только подходил к двери, собирался вставлять ключ в замочную скважину, как уже слышал крики Сиби. Кошка встречает меня громкими воплями.

— Теперь ваша любимица?

— Мы с ней сосуществуем по принципу: стерпится-слюбится, — говорит Алдар. Но видно, с какой теплотой он отзывается о мурлыке.

— Сколько вам обещали платить?

— В договоре был указан оклад 10 148 рублей, но зарплата формируется из оклада и премиальной части, какой она будет — еще не знаю. Но деньги — не главная мотивация для меня. Мне хотелось помочь медсестрам и врачам, а заодно испытать себя. 

— Много пациентов за время вашей работы выписались?

— Очень много. Помню, в один день выписались сразу 10 человек. По ощущениям это был как День Победы! Каждый из них стал для меня почти родным. Сейчас отделение загружено на 80%. Пока я работал, наметилась положительная динамика. Поступающих больных уже в разы меньше.

— Больные вас благодарили?

— Кто-то письмо очень трогательное написал, кто-то цветы передал. Конечно, это очень приятно.

— Кто-то еще работал санитаром из ваших сверстников?

— Был один парень, у которого отобрали права, он не мог таксовать, устроился работать на время санитаром.

— Как думаете, этот опыт может вам пригодиться?

— Конечно, у меня есть пожилые родственники и знакомые. Я теперь подкован. Знаю, как проводится сердечно-легочная реанимация, разбираюсь в лекарствах.

Хотя Алдару и до этого дважды приходилось спасать людям жизнь. Одни раз у одного из пассажиров метро случился эпилептический припадок. Алдар положил его на бок, приподнял ему голову, чтобы не произошло западания корня языка. Засек время приступа, проверил дыхание и пульс. Передал все эти данные приехавшим врачам «скорой». Другой раз мужчине на улице стало плохо с сердцем. Он потерял сознание. Алдар сделал ему искусственное дыхание «изо рта в рот» и наружный массаж сердца. Когда прибыли медики, он уже пришел в себя.

И сейчас санитар просит не указывать его фамилию, говорит: «Напишите просто: Алдар из Бурятии. И все».