Проекты

Новости


Архив новостей

Опрос

Какой проект интересней?

Инновационное образование и технологическое развитие

Рабочие материалы прошедших реакторов

Русская онтологическая школа

Странник

Ничего не интересно


Видео-галерея

Фотогалерея

Подписка на рассылку новостей

 

Последний солдат

Сергей Шилов.

 

С вечера ему нездоровилось.

Конечно, ему нездоровилось гораздо дольше. Если бы он считал, то сказал бы, что левое колено снова горело уже пятую седмицу, а набрать полную грудь воздуха он не мог уже несколько лет: в груди начинало клёкотать, горло сохло, и вместо выдоха из когда-то богатырской груди вырывался удушливый кашель. Грудь тогда перехватывало будто бы железными обручами, в глазах темнело, и тогда он, задыхаясь, падал на землю. Когда это случилось несколько первых раз, он научился дышать так, чтобы не вызывать мучительных приступов, но понял, что конец его близок. По его счёту дней, это началось около года тому назад. В последние недели кашель шёл с кровью.

Вчера на ужин он доел всю, имевшуюся у него, репу. Это было всё, что оставалось у него от урожая, собранного женой, всё, что осталось у него от жены, кроме воспоминаний. Воспоминания отвлекали внимание от дороги, но и от боли в ногах и груди отвлекали также.

Он был женат четырежды. О его первой жене память не оставила никаких воспоминаний. Он силился вспомнить цвет волос и разрез глаз, но в сознании не всплывало ничего. Он не мог бы сказать где и при каких обстоятельствах стал её мужем. Когда-то это удивляло его, но сейчас всякое удивление, да и прочие эмоции стёрлись.

Вторую свою жену он взял, когда ему уже было за сорок, а его легион стоял в Далмации. Он помнил, что это был 1201 год от основания Града. Юлия Андроника веровала в странного бога, тройного, но в тоже время единого. Позже, гораздо позже, он разговаривал с остроготским епископом, который уверял его в том, что тот странный бог был всего лишь пророком. Глядя на то, что творили грейтунги, как миряне, так и пресвитеры, ему начинало казаться, что права всё же была Юлия Андроника, а не епископ. Как звали епископа, он также не помнил. Сам же он по-прежнему верил в Непобедимое Солнце.

Теперь Солнце медленно поднималось в какой-то болезненной дымке за частоколом. Цвет его даже отдалённо не напоминал победоносный золотистый оттенок, а казался больше похож на нездоровый блеск того самого левого колена. Чтобы не видеть его, он замотал ногу видавшей виды тряпкой.  Неожиданно полегчало.

Когда его легион отправился в Галлию, на германскую границу, он оставил Юлию Андронику в Аквилее. К тому моменту она принесла ему первенца – Юстина, и второго – Клавдия. Он был счастлив, а Юлия... Что ж, жить в тылу и безопасности, растить детей – это счастье и участь жены римского легионера. В Галлию он уходил субцентурионом. После того, как Атилла врасплох напал на армию Аэция у Диводурума, он стал префектом кастория и добавил к своему имени Тиберий Валерий Руфус ещё одно прозвище Фирмавер.

Непобедимое Солнце распростёрло над ним длани накануне Солнцеворота, дня Рождества Крестителя, к западу от Трикассия. Как в античные времена Троя оборонялась отрядами Энея, Гектора и Париса, так и теперь войска были построены тремя группами, образующими подкову. В центре, собравшись в ряды, насколько могла, под командованием собственных вождей, стояла пехота федератов: франки, сарматы, армориканцы, белги, бургунды, саксы, свейоны, рипуары, брионы. Перед лицом общего врага они вспомнили, что были солдатами Империи. С левого фланга фронт держала лёгкая кавалерия визиготов. От врага их отделяло наименьшее расстояние, и наиболее воинственные из этих германцев выкатывались на своих конях по одному и по двое на двести-триста шагов, выкрикивали оскорбления и пускали в сторону гуннов стрелы. Трудно поверить, но варвары сохраняли дисциплину, и ни один из их воинов не шелохнулся. С правого фланга стояли легионы Аэция, Тиберий был в первых рядах, в двух тысячах шагов от противника, но несмотря на это, его конь фыркал всякий раз, когда слабый западный ветер доносил до него запах десятков тысяч тел и лошадей армии Атиллы. Перед боем Тиберий приказал солдатам своего легиона вымыть коней и, по возможности, себя, хотя подозревал, что не все подчинились этому приказу. Но пурпурные плащи трепетали на ветру, и лучи восходящего солнца сверкали на орлах легионов и на обнажённых для боя клинках.

Противник отгородился цепью из перевёрнутых телег, проходы между ними прикрывали пехотные «черепахи». Среди ивовых плетёнок и сыромятных кожаных щитов кое-где поблёскивали трофейные римские.

Когда тени от копий сократились до шести локтей, варвары закричали. Их надрывные гортанные крики казались гласом самого Аида, так что даже обученные кони легионеров стали тревожно переступать с ноги на ногу, шарахаться, прядать ушами. В рядах визиготов началось смятение. Федераты, было, отпрянули назад, но вновь построились, наткнувшись на копья стоявших сзади товарищей. Проходы между телег вдруг раскрылись, и гунны выпустили сотни, нет, тысячи свиней. Испуганные криками животные кидались в разные стороны, бросались под ноги коней и людей. Федераты вновь попятились, копья первых рядов подломились под весом свиных туш, ряды смешались. Лошади ржали, рыскали в разные стороны, спасаясь от клубящегося тёмного месива, не находя места куда ступить и ломая ноги. Войска римлян охватило смятение, их передние ряды смешались, а всадники Атиллы волнами выкатывались из проходов вслед за мерзкими тварями и были подобны щупальцам медузы Горгоны, пытающимся оплести римские войска.

Когда федераты дрогнули и попятились, а визиготы тщетно пытались собрать строй и вклиниться и сдержать ряды гуннской конницы, Аэций, до того гарцевавший на белом жеребце в своих светлых доспехах под багровым плащом, взмахнул мечом, и с криком «За Бога и Цезаря», бросил легионы в атаку. Аполлон-Солнце жёг лучами глаза воинству Атрея, и это принесло им несчастье. И новые и старые боги были в тот день на стороне римлян. Конечно, построение Аэция и провал первой, наиболее подготовленной атаки гуннов, решили сражение. Но это стало ясным лишь к вечеру.

К вечеру всё было кончено. Аэций произвёл Тиберия в легаты. От легиона осталось меньше четырёх когорт. О преследовании не могло быть даже и речи. Когда же к концу следующего дня войска кое-как были собраны, и порядок восстановился, Бич Божий растворился вместе с остатками своих воинств где-то в германских землях. Бывшие федераты услужливо пропустили его и снабдили запасами.

Через год Атилла, собрав новые силы, ударил с востока, разграбив падуанскую равнину. Стоявшую на пути Аквилею он не пощадил. Также он не пощадил ни Юлию Андронику, ни Юстина, ни Клавдия.

Много позже, когда августом стал Ливий Север, Тиберий снова посетил Аквилею. С трудом нашёл улицу, где он когда-то жил, но дома так и не смог обнаружить. Он долго ходил по кладбищу, на котором были похоронены адепты бога троицы. Сопровождавший его епископ, объяснявший ему, что бог троицы был всего лишь пророком, отскакивал в сторону всякий раз, когда Тиберий опускал ладонь на рукоять меча. Ни действительность, ни воспоминания, не поколебали Тиберия в его вере. К этому моменту он был женат уже в третий раз. Его третья жена происходила из варварского племени бургундов и звалась Кватехильдой. Она разделяла веру епископа.

Тиберий присягнул Сиагрию, и его легион был расквартирован в Дюрокаталануме. Легионом это назвать было невозможно. Тиберию было за шестьдесят, он всё ещё был крепким мужчиной, рука его оставалась тверда. Но в первой когорте было всего сорок римлян, во второй – трое. А четвёртой, не говоря уже о последующих когортах, не было вовсе. То есть на бумаге (хотя бумаги становилось тоже всё меньше и меньше, и в чём-то это было хорошо) эти когорты были. Но на самом деле они являлись разнородным германским ополчением, состоящих из франков, свейонов, бургундов и белгов. Те же самые германцы точили копья на северном берегу Матерны.

Своего первенца от Кватехильды он вновь назвал по отцу – Юстином, но дальше что-то сломалось. Второй получил имя Альтеус, а третий – Терций. Выдумывать новые имена уже не хотелось. Кватехильду он кое-как выучил латыни, она путала окончания и ударения, но изъяснялась вполне сносно. Дети терпеливо высиживали домашние уроки, их латынь была весьма приличной. Отец скрипя зубами, сквозь пальцы смотрел, что мать и их варварские товарищи по нехитрым дворовым играм называют детей вторыми германскими именами, а их варварский диалект, в котором Тиберий также давно поднаторел, не уступает по выразительности языку Империи.

Это продолжалось до тех пор, пока в одну из вёсен не пришёл мор. Нет, это не была чума, которой многих пугали слухи из восточных городов. Она не охватывала, подобно пожару двор за двором. Люди всего лишь начинали тихо чахнуть, исходя кровавым поносом и рвотой. Так Тиберий потерял свою вторую (или уже третью?) семью. А летом, вновь под Солнцеворот с севера нахлынули варвары. Войска Хлодвика, с которым несколько лет назад Тиберий ходил против визиготов (и которые все вместе стояли четверть века назад на троянских полях) разгромили его легион. Это не было сражением. Ополчение отпало сразу, присоединившись к своим соплеменникам. Первые когорты организованно отступили в лес и следующей ночью дезертировали оттуда. После этого Тиберий распустил легион.

Он предложил добровольцам, взяв только то, что можно унести с собой, пробиваться в Арморику. Ходили слухи, что туда отступили из-под Свессонума главные силы Сиагрия, что там ещё сохранялась римская власть. У них был шанс, двигаясь налегке, опередить медленно текущие с севера волны франков и рипуаров. На этой дороге он потерял своих людей и счёт времени.

Арморика поразила его своим запустением. Легионов Сиагрия здесь не было никогда. И в лучшие времена это был край Империи, теперь же она встречала его заброшенными дорогами, обезлюдевшими поселениями, доломитовыми скалами, болотами и вересковыми пустошами. Жившие в землянках галлы не понимали ни одного из известных ему наречий, а каменные круги на береговых утёсах, построенные, наверное, великанами из грубо отшлифованных каменных глыб, даже на него наводили суеверный ужас.

Он обустроил свою жизнь на небольшом холме, не слишком далеко от побережья, обнеся вершину частоколом и прокопав неглубокий ров. Впрочем, для местных варваров, ютившихся в долине небольшого ручья ниже по склону, и этого было достаточно. Он привёл в негодность несколько имевшихся у него железных ножей, превратив их в наконечники для мотыг, и обменял на семена.

Через какое-то время он стал в появляться в деревне. Он учил местных жителей правильно возделывать поля, они угощали его свежим диким мёдом и медовухой, и, изредка, свининой. Там же он нашёл себе четвёртую жену. Её звали Хиара, сами же местные жители прозвали Тиберия Руэйдром. Выучить их латыни оказалось непосильной задачей. Даже у Хиары словарный запас состоял по большей части из терминов сельскохозяйственного ремесла, человеческой анатомии и ругательств. Среди местных жителей Тиберий так и не стал завсегдатаем, варвары чурались его. После того, как Хиара перешла жить к нему, они и её стали обходить стороной.

Сколько лет так прошло, Тиберий уже не знал, он бы очень сильно удивился, если бы кто-то сказал, что ему скоро будет за сотню. Он пережил своё время. Волосы на его голове несколько лет как выпали, борода, которую он давно не стриг, из рыжей стала седой. Несколько лет назад он повредил колено, и теперь оно нещадно болело. Осенью Хиара тихо скончалась, и он похоронил её у подножия холма. На камне над её могилой он начертил крест, отдалённо напоминавший символ бога троицы, не вкладывая, однако, в это особого смысла, просто чтобы отличить этот камень от других. Вчера он обнаружил, что оставленные Хиарой на зиму припасы закончились, и Тиберий понял что ещё одна ниточка, связывающая его с людьми навсегда разорвалась.

Тем не менее, повинуясь многолетней привычке он поднялся, как только размежил глаза. Тяжело опираясь на древко, с которого ещё не до конца сошла позолота, он доковылял до лохани и умылся запасённой с вечера холодной, почти ледяной водой. Он понимал, что ему следует спуститься хотя бы за какой-нибудь едой в деревню, и это отнимет у него почти все силы. Но вместо этого он распаковал кожаный сундучок, в котором хранился его последний скарб, и водрузил себе на плечи багровый плащ легионера. Отдышавшись, он вышел за палисад, и тщательно закрыв за собой калитку, начал спускаться с другой стороны холма. Как и много лет назад, Непобедимое Солнце светило ему в спину, согревая старческие кости и жилы. Тиберию хотелось вновь через многие десятки лет увидеть море вблизи. Конечно, холодное серое тяжёлое море Арморики не шло ни в какое сравнение с тёплыми зеленоватыми игривыми водами Италии и Далмации, но ему хотелось достичь его, закончить путь начатый много лет назад.

Он переоценил свои силы (или свой глазомер): моря, которое с вершины его холма казалось как на ладони, он смог достичь заметно после полудня, и понимал уже, что ночевать придётся в скалах. Сил вернуться засветло не было. В довершение всего, к воде было не подобраться: берег заканчивался невысоким, но крутым обрывом в обе стороны насколько хватало глаз. Волны набегали на неширокий пляж, усыпанный крупной доломитовой галькой, и разбивались о каменные глыбы и стены.

Тиберий вошёл внутрь каменного кольца, воткнул в в сухую неподатливую почву ясеневое древко, на которое опирался. Это вышло у него только со второй попытки. Затем снял с плеч, свернул трижды и постелил свой плащ. Обратил внимание на то, что его края  пообтрепались, и он стал меньше, наверное, на четверть. Только после этого он встал на него на колени, не обращая внимание на боль, повернувшись всем телом к лику Непобедимого Солнца, и вглядывался и вглядывался в него, несмотря на выступающие слёзы, пока лик его не начал темнеть и не померкнул.

Его поход закончился. Римская Империя пала.



Комментарии

(Доступны только зарегистрированным пользователям)