Сорок пятый
Дмитрий Батюк
- Знаете, я ведь никогда не думал быть политиком. Хотелось быть инженером, космонавтом, даже моряком – а вот политиком никогда. Многие дети в восьмидесятых мечтали быть президентами или сенаторами, или дипломатами, но мне было как-то не до того.
- Но ведь стали?
- До сих пор не понимаю, как это случилось. Головой понимаю: вот есть цепочка моих действий, плюс ряд случайностей, плюс объективные обстоятельства. А сердцем – никак.
- Расскажите про цепочку действий. Вы знаете, у нас в Америке всегда были популярны истории успеха.
- Успеха ли? Впрочем, дело вкуса. Всё началось в пятнадцатом году. Я был программистом с массой свободного времени и постоянно искал чем заняться. Денег хватало, карьеры не хотелось, семьи тоже…знаете, как это бывает? Осмысленности хотелось, да, а её не было почти нигде. Даже старые благородные профессии вроде врачей и учителей превратились в пародии на самих себя, а то бы пошёл в школу преподавать какую-нибудь математику или сайнс.
- Не вы одни. Многие мои знакомые говорили то же самое. Да и на меня иногда…накатывало. Извините, я вас перебил, продолжайте.
- Мы со знакомыми тоже часто жаловались друг другу. Один мой коллега, русский, называл это «zastoy» и говорил, что всё это плохо кончится.
- И кончилось?
- Не мне судить. Тогда казалось, что другого варианта нет. По крайней мере, никто не предлагал.
- Как вы впервые заинтересовались политикой?
- У нас в компании был один парень, конспиролог. Рассказывал нам как всё плохо и кто в этом виноват. Полнейший бред, конечно, да и вёл он себя странно. Но вот его слова странным образом иногда сбывались, и отсутствием осмысленности он точно не страдал.
- Псих? Знаете, конспирологов часто изображали такими психами.
- Нет-нет, вряд ли псих. Нормальный был, только логика у него какая-то странная. Правда, логика точно была. Но вернусь к теме.
- Да-да, извините.
- Я зашёл на их сайт. Он был старый и некрасивый, но на главной странице висела ссылка на «швейцарский алгоритм». Увидев знакомое слово, я открыл и прочитал.
- Вы имеете в виду доклад 2011-го года?
- Именно. Швейцарцы написали простенькую программу для поиска настоящих владельцев больших корпораций. Они запрятаны за десяток посредников, и вручную найти почти нереально. На компьютере проще, конечно.
- И тогда вы решили написать свой вариант?
- Не сразу. Через несколько дней мы играли в покер и пришёл этот конспиролог. Потом остальные разошлись, и мы вдвоём пошли пить пиво. Там он и рассказал, что деньги это ещё не всё, что масса «хозяев жизни» почти ничем не владеют, просто работают на правильных работах или состоят в правильных клубах. Я и предложил написать программу для широкого поиска.
- И сразу начали писать?
- Да, почти сразу. Встречались несколько раз в неделю. Я писал, а он только рассказывал где и что алгоритм должен копать. Потом ещё вместе «коэффициенты влиятельности» подбирали. Опубликовали, как помните, 8 мая 2016 года, ровно за полгода до выборов. Дату не подгадывали – как доделали, так и вывесили. Там же и был впервые опубликован «список ста тысяч» - программа считала влиятельность каждого из американцев, и мы просто отобрали первые сто тысяч в списке.
- Фонд Сатоси стал для вас неожиданностью? Напоминаю зрителям, что Сатоси Накамото был автором первой в мире анонимной криптовалюты Bitcoin. У него было больше миллиона монет, каждая из которых в то время стоила десять тысяч долларов и постоянно дорожала. Сатоси предложил 20 монет за голову каждого из этого списка.
- Знаете, ещё в 2013 году были полусерьёзные попытки собрать анонимные пожертвования на убийство Обамы или шефа ФРС. То, что наш список будет использован в подобном стиле, мы понимали. Только не верили, что в фонд придёт 10 миллиардов долларов и такой большой конспирологический авторитет. Кстати, для истории: точка невозврата была именно тут, после первых убийств и перечисленных наград. Вернуть старую Америку стало невозможно.
- И всё стало раскручиваться?
- Хуже. Как будто пружину сжали до предела и отпустили. Съезд малых партий был объявлен, кажется, в конце мая. Провели его в июне, в Сиэтле. Я выступил с речью про то каким должно быть массовое образование. Сказал, что осознанное управление страной требует другого образования и тут же предложил его сделать. Тогда меня и выдвинули в президенты. На съезде никто из политиков друг другу не доверял, так что я оказался удобной фигурой. Я считал, что из этого получится милая шутка (смеётся), думал наберу свои 5%, может даже 7-10. Да и вообще, интересно же – выступления, дебаты.
- Ваш рейтинг сразу стал расти. Вас это удивило?
- Да, рост пошёл после первых же эфиров. Если помните, политика того времени была очень ограничена. По сути было только две позиции: республиканцы хотели вернуться к традиционным ценностям, а демократы – чинить то что есть. Я же предлагал сетевое народовластие, не совсем понимая, как оно будет выглядеть – но народу просто хотелось чего-то нового. Что-то похожее было в Советском Союзе в конце 1980-х. Там Горбачёв имел популярность безо всякой программы, просто за счёт позиции «так дальше жить нельзя».
- Люди из «списка ста тысяч» вам противодействовали?
- К проекту Сатоси я не имел отношения, он всё делал независимо от меня – так что «люди списка» не имели претензий лично ко мне. Перед выборами я встречался с ними, даже со многими из верхней сотни. У них была та же проблема что у малых партий – они давно хотели провести ряд необходимых реформ – банковскую, налоговую, патентную и прочие – но не доверяли друг другу. Поэтому решили сделать меня президентом: я точно был посторонним и не играл ни за какой клан или партию.
- Тогда неудивительно что вы получили 54% голосов. Странно что не больше.
- Массовое сознание штука инерционная. Вы сейчас недооцениваете эту инерцию, а я тогда переоценил. Не думал, что действительно буду избран.
- Как себя чувствовали после выборов?
- В 2008 году после выборов по Сети ходил демотиватор: Обама заходит в Овальный кабинет – а там стол завален папками с надписями «кризис», «война» и так далее. Вот примерно так и чувствовал (смеётся). Программы у меня не было, пришлось придумывать на ходу.
- Так ваши радикальные указы не были продуманы заранее?
- Эти ходы пришлось бы делать в любом случае, мы не продумали сам механизм. Национализация банковской системы и дефолт доллара напрашивались сами собой. Разгон монополий, в частности медицинских страховых компаний – тоже. Было очевидно, что с авторским и патентным правом тоже что-то придётся делать, и сокращение срока действия всех подобных прав до трёх лет выглядело неплохим ходом.
- Кто организовал на вас покушение? И как вам удалось выжить?
- Я думаю, все из «списка ста тысяч» с одной стороны понимали необходимость реформ, с другой очень сильно хотели посидеть спокойно ещё несколько лет. Средний их возраст был 61 год, в таком возрасте трудно что-то менять. Кто именно организовал покушение – не знаю, да это и неважно. А выжил по чистой случайности.
- Ваше решение о чрезвычайном положении и аресте было продиктовано покушением?
- Конечно. Программисты вообще народ мирный и жизнью рисковать не готовы. Когда я оказался на волоске от смерти – я действительно запаниковал и приказал арестовать весь «список ста тысяч». Пришлось ввести чрезвычайное положение, иначе это невозможно было сделать юридически. И сразу начался раскол страны.
- Это, наверное, было второй точкой невозврата?
- Скорее нет чем да. Серьёзные реформы всегда сопровождаются беспорядками. Я понимал, что будут проблемы вплоть до гражданской войны, но рассчитывал сделать её маленькой и победоносной.
- Но ошиблись?
- Да. Тут я уже недооценил инерцию массового сознания. Страна раскололась почти поровну, примерно по границе старой войны «Север против Юга».
- Многие аналитики отмечали что граница оказалась той же, просто продлённой на запад. Вы как-то это для себя объясняете?
- Первая Гражданская была не завершена, эта страница истории не закрылась. Другого объяснения у меня нет. В прошлый раз Северу нужны были реформы, Югу – продолжение того что было. Возможно, это разделение ещё живёт где-то глубоко в подсознании американского народа.
- Когда, с вашей точки зрения, война перестала быть маленькой и победоносной?
- Когда Юг применил ядерное оружие. Заряд был тактическим, потери небольшие…но на тот момент ядерное оружие имело сакральный статус. До этого я видел эту войну как периферийную и «договорную», как отличную возможность и повод для реформ. После атаки я внутренне ощутил вторую точку невозврата и приказал ответить тем же. Суммарно за первый этап войны было использовано 12 зарядов – немного, но в 6 раз больше чем за весь предыдущий период истории.
- Да, это сейчас дюжина зарядов пойдёт максимум в топ месяца, даже не года. Тогда, конечно, было другое время.
- Другое. Не лучше и не хуже, просто другое.
- Кто первым решил начать переговоры – вы или Юг?
- Верховный Суд. Он находился у меня в Вашингтоне, но не принимал явно мою сторону. Поэтому обе стороны сохранили лицо и переговоры начались с равных позиций.
- Чья была идея транслировать их в прямом эфире?
- Наша. Мы выдвинули лозунг «Народ контролирует правительство посредством YouTube», пришлось соответствовать (смеётся).
- Третьей точкой невозврата был, видимо, результат переговоров?
- Разумеется. Обратите внимание, что начало было идеальным. По части экономических и правовых реформ у нас почти не было разногласий. К тому времени уже шли расследования уголовных дел против «списка ста тысяч», и примерно на 10% было достаточно материала чтобы держать их в тюрьме. Но остальные девяносто пока были формально чистыми. Мы бы накопали что-то и на них, но Юг потребовал освободить незаконно арестованных и сначала провести разбирательство.
- И Юг понимал, что вы на это не пойдёте?
- Не знаю. Возможно, их лидеры не интересовались темой достаточно глубоко. Я-то прекрасно понимал, что освобождение этих людей означает уничтожение всех свидетелей и документов, плюс десяток покушений лично на меня.
- Возможно, именно этого они и хотели?
- Сомневаюсь. На переговорах столкнулись две позиции: наша – справедливости и их – законности. Это нельзя было решить компромиссом, надо было делать выбор.
- Расстрел вы придумали сами или подсказал кто-то из советников?
- Советники уже сами склонялись к тому чтобы отпустить арестантов. Я оказался почти в одиночестве, так что придумал сам. Изначально всё выглядело неплохо: если камень преткновения это имеющиеся сто тысяч, их можно просто расстрелять. Дальше, как говорится, «нет человека – нет проблемы». Понятно, что после этого со мной никакие переговоры были уже невозможны – так что я сразу подписал отставку и передал полномочия своему вице-президенту.
- Вы планировали выжить после отставки?
- Вице-президент сразу взял меня под стражу, так что от случайных покушений я был защищён – а делать запланированное было бессмысленно, я уже ничего не решал. Вообще, я рассчитывал на суд, где будет решаться – казнить меня или высечь на горе Рашмор…или сначала казнить а потом лет через двадцать – высечь (смеётся). К должности я изначально относился легко, а во время войны стал относиться так же и к жизни.
- Почему Юг прервал переговоры? Они очень невнятно это аргументировали, но было видно, что они ошарашены.
- Эти сто тысяч и были Америкой. Я понял это почти сразу, но было уже поздно. Обычно народ после уничтожения элиты рождает новую – но для этого народ должен быть сильным. Последние тридцать лет перед войной элита очень сильно ослабила народ. Гражданское общество было уничтожено, а только оно и могло создать новую элиту. После массовой казни народ стал просто неуправляемым. В ином случае пошла бы война всех против всех и потом бы оформилась в обычную Гражданскую. Например, так произошло в России сотней лет раньше. Но у нас Гражданская уже шла, это просто придало новый импульс.
- Четыре года войны, десятки миллионов жертв, разрушение экономики…можно ли было обойтись меньшими жертвами?
- Я каждый день читаю варианты того что и как можно было сделать, и у меня возникает вопрос – а что делали их авторы все 2010-е годы? Очень удобно анализировать чужие ошибки в прошлом, но тогда мы не видели других возможностей.
- И последний вопрос. На завтра назначена ваша казнь и можно подвести итог жизни. Вы чувствуете, что создали новую Америку?
- Не знаю. Я точно убил старую. Рождение нового мира требует гибели старого, так что я как минимум поспособствовал. Но родилась ли новая Америка – станет понятно лет через 20.
Гуантанамо, 7 октября 2023 года.
|